Юность добровольчества

Русские митрополиты и патриархи, сколько принято вами мук за веру Православную! Митрополит Филипп – обличал без страха деяния грозного царя, и удавлен был убийцей Малютой. Патриарх Иов – избит, заточён и уморен поляками. Патриарх Гермоген, из темницы взывавший к русским людям, поднимавший их на борьбу с засевшими в Кремле кощунниками – заморен голодом. Вернулись на Русь смутные дни. Снова в святом Кремле засел ворог, снова смерть бродит по городам и весям, снова угнетён народ, и рассеяны силы его, снова над верой глумятся, и святыни бесчестят. И нужен здесь новый Гермоген! А смиренный Тихон сумеет ли до высоты той хоть отдалённо дотянуться? Но, раз поставил Господь, так и научит, не покинет избранника своего. Взывал некогда патриарх Гермоген из своего узилища к русским людям: «Болит моя душа, болезнует сердце и все внутренности терзаются, все составы содрогаются. Я плачу и с рыданием вопию: помилуйте, братие и чада, свои души и своих родителей, отошедших и живых… Посмотрите, как отечество наше расхищается и разоряется чужими; какому поруганию предаются св. иконы и церкви, как проливается кровь неповинных, вопиющих к Богу! Вспомните, на кого Вы поднимаете оружие: не на Бога ли, сотворившего вас? Не на своих ли братьев? Не своё ли отечество разоряете?..» И также готов был возопить Патриарх Тихон, видя, истребляют друг друга в братоубийственной бойне русские люди. Да услышат ли?..

Пели вокруг утешно новому Патриарху, а он прозирал уже, что не избежать ему в голгофские годы участи своих предшественников. Что вместе с белым клобуком Никона опустился на главу его терновый венец. На выходе из собора приветствовали своего Пастыря москвичи. Опускались на колени, крестились, желали многолетия и благоденствия, просили молитв. Даже красноармейцы, охранявшие Кремль, погасили папиросы и снимали шапки. Тоже ведь, как не затуманены, а русские люди… Благословлял смиренный Тихон паству, но вдруг вырвалась вперёд растрёпанная, страшная в своём бесновании женщина, захохотала, закричала неистово:

– Недолго, недолго вам радоваться! Убьют, убьют вашего Патриарха! – и рукой указывала, и тряслась вся. Какой злой демон вселился в эту несчастную душу и глаголил устами безумной? Помолился Святейший, чтобы исцелил Господь своё страждущее чадо, как некогда гадаринского бесноватого.

«Убьют, убьют…» – истерический вопль. Знал смиренный Тихон и сам, что – убьют. И к смерти был приготовлен. И не боялся её, ибо для верующего человека что может быть радостнее, чем принять смерть за Христа? Но и легко же обычному верующему. Он несёт ответственность лишь за свою душу, за свою жизнь. А Патриарх Всероссийский – за души всех чад своих. И принимая решение, обязан он печься о них. Простой священник может обличать бесстрашно богоборческую власть, призывать народ на борьбу – и взойти на крест, погибнуть за веру. Но слова Патриарха – дело иное. Они – закон для верующих. И за них не он один будет платить своей головой, но сколько ещё голов невинных полететь может! И он перед Богом за них в ответе. Вот, и удержаться: не зайти в заявлениях и призывах слишком далеко, чтобы не спровоцировать, не усугубить кровопролития, но и не отступить же в главном, не предать молчанием Бога. На этой грани, лезвия бритвы тоньшей, удержаться – Господи, вразуми смиренного раба Твоего!

Считал Святейший неоспоримо: Церковь не должна вмешиваться в политику. Известный лозунг: армия – вне политики. А Церковь – и подавно. Богу – Богово, а Кесарю – Кесарево. И бороться с установившейся властью не намерен был смиренный Тихон. Раз попустил Господь, чтобы такова была, значит, заслужили бича этого. Но и поддерживать – ни в коем случае. Да и ни одну из противоборствующих сторон не поддержал открыто. Просили благословить Деникина, Колчака – отказал. Церковь – вне политики. Как глаголил святитель Василий Великий: «Во всём ином, о, правители, мы скромнее и смиреннее всякого, – это повелевает нам заповедь; а когда дело о Боге, и против Него дерзают восставать, тогда, не обращая внимания ни на что, мы имеем в виду одного Бога». Вот, в этом, последнем, должен всякий христианин насмерть стоять. И здесь примирения не могло быть. Не дело Церкви судить о земной власти, Богом попущенной, тем более, бороться с нею, но прямая обязанность – указывать на отступления от великих Христовых заветов, изобличать действия, основанные на насилии ко Христу. И выступал смиренный Тихон с резким осуждением богоборческих решений новой власти, защищая веру и Церковь, и анафематствовал власть за «декрет о свободе от совести», и стоял в вопросах этих несокрушимо, как скала.