«Юность». Избранное. X. 1955-1965

В образе бабы-яги — типичной представительницы загнивающего старшего поколения — воплощены лучшие черты отрицательного героя в начале первой половины конца… надцатого века. Бабе-яге противопоставлен светлый образ Иванушки-дурачка, в котором сделана яркая попытка показа нового, молодого в борьбе со старым, отжившим, одряхлевшим. Нет, Иванушка-дурачок — это не Онегин. Он не лишний человек! Он любит труд и родную землю. Если присмотреться, он совсем не дурачок, а умный.

«В человеке все должно быть прекрасно», — писал известный русский писатель Чехов.

Задолго до него эти же слова повторил способный английский поэт Шекспир. Создавая незабываемый образ злодея Яго в одноименной трагедии «Отелло», он, несомненно, испытал благотворное влияние со стороны неизвестного автора сказки о бабе-яге. Иванушка-дурачок только строит из себя дурачка. На самом деле оказывается в дурачках не он, а баба-яга.

«Чуден Днепр при тихой погоде», — писала сквозь смех и слезы гордость нашей литературы — Гоголь.

В галерее светлых женских образов баба-яга занимает особое место. Вспомним хотя бы Анну Каренину.

«Все смешалось в доме Облонских», — писало светило разума Лев Толстой.

Язык бабы-яги — простой, чистый, короткий, могучий, не шершавый.

В наше время бабизм-ягизм играет большое значение и имеет большую роль. Сказка стала былью, Иванушка-дурачок нарицательным, а баба-яга безвозвратно ушла в далекое прошлое.

Обычное сочинение, как обычно, не очень соответствовало теме и не слишком было написано по плану. Однако учитель остался доволен.

Он поставил за сочинение соответствующую отметку. Какую именно? Обычную.

Василий Самойлов

Наследственная специальность

1

Ветер шумит в верхушках голых деревьев, несет из темноты гигантским потоком леденящий холод, сыплет острую, как стеклышки, ледяную крупу, с неумолчным звоном барабанит в бесконечную трубу газопровода. Самосвалы с гудением мчатся по столбовой дороге, укатанной и блестящей, как сталь, движущиеся конусы света сквозь мириады ледышек на миг выхватывают полевые вагончики, ворочающие гусеницами тягачи, трубоукладчики, жмущийся к обочине тупорылый бульдозер, неуклюжие фигурки людей в ватниках…

…Дверь вагончика распахнулась, обозначившись на миг черным прямоугольником, Сначала в нее просунулся чемоданчик, потом туфля на толстой «вездеходной» подошве, а потом и сам парень — мрачноватый, насупленный, закутанный шарфом, в шапке пирожком, нахлобученной по самые глаза, в коротком осеннем полупальто. Личность совершенно незнакомая и редкостная в этих краях, в этакую погоду да еще и ночью.

В вагончике только начальник участка Авилов, диспетчер да экскаваторщик Охрем Иванович. Они орут, тычут друг друга пальцами в грудь, заросшие, небритые и злые. Охрем Иванович, свирепо вспыхивая темными из-под нависших бровей глазами, доказывает диспетчеру: надо бы развести костры, — на таком нежданном морозе не то что земля не оттаивает, а смазка в подшипниках стынет, того и жди тяги лопнут; диспетчер кричит, что дядя Охрем хочет жить на королевскую ногу; начальник орет то на одного, то на другого.

При появлении парня они замолчали, глянули с любопытством.

— Честь имею… — говорит Авилов и, выжидающе помолчав, объясняет: — Слушаем вас, молодой человек.

Парень распутывает шарф и удивительно робким, осипшим голосом говорит:

— Я к вам. — Он сконфуженно прикрывает глаза длинными, в инее ресницами. — Мы договорились с товарищем Шулейко, что я буду работать у него на участке.

— Ха-ха-ха! — смеются все трое.

А машинист-экскаваторщик Охрем Иванович в копоти и саже, как кочегар, только зубы да белки глаз сверкают от дрожащего света лампешки, сквозь смех произносит:

— Шулейко на соседней трассе… А соседство — это еще пять часов езды. Как же это вас угораздило?

Парень растерянно снимает и мнет шапку-пирожок. Как же тут объяснить? Сел на перекрестке, как и советовал товарищ Шулейко, шофера не расспрашивал, думал, трасса одна, доехал до вагончика…

— А кем работать-то? — спросил начальник. — Да вы садитесь. — Он показал на скамейку у стены. В вопросе скрывалось не только одно любопытство, а и желание перехватить работника. — Контракта не заключали? Сварщик? Моторист?

— Нет, не моторист. — Парень зябко трет руки, медлит с ответом почему-то. Попал не туда, непрошеный гость, стоит ли объяснять, что все не так просто, да и вообще…

— Техник? Радист? Экономист?

— Я парикмахер.

— Гм!..

Трое газопроводчиков озадаченно переглядываются. Молчание наступило натянутое, неловкое до глупости.

— Гм!.. — еще раз восклицает начальник участка, и сразу всеми тремя овладевают безразличие и полнейшее равнодушие. Они снова начинают спорить, сначала не спеша, как бы между прочим, постепенно раздражаясь от неуступчивости друг друга, и переходят на повышенный тон.