Читаем «Юность». Избранное. X. 1955-1965 полностью

— Мне можно? — спросил он. — У вас не секрет?

— Можно, — сказал я. — Иринка, у тебя поесть найдется чего-нибудь?

— Найдется.

— Поедем. И ты поедешь, Димка, дело есть.

— Хорошо, — сказал он и покрепче устроился на подножке.

* * *

Втроем было тесно в кабине «газика». Я то и дело задевал рычагом скоростей колени Иринки. Она молчала, только морщилась и каждый раз оправляла сбившийся подол платья. Димка, выставив голову и локоть в открытое окошко, напевал что-то.

Дорога немного подсохла после прошедших на неделе ливней. Лишь кое-где стояли большие глубокие лужи. Объезжая их, приходилось забираться в спелую пшеницу, и тогда в свете фар взметались над радиатором искрящиеся фонтанчики зерен.

Ночь наступала густая, темная. Луна уже спряталась за высокие сопки, которые причудливо обрубали юго-западный край звездного неба.

— Когда тебе завтра на работу? — спросил я Иринку.

— В шесть.

— И зачем ты только поехала!.. — пожал я плечами.

— Ну хватит, Лешка! — решительно сказала она. — Будет теперь всю дорогу ныть. Поехала — и все.

— Без тебя не обошлось бы?

— У! Дурак какой! — Она ударила кулачком по колену. — Димка, скажи ему, чтобы он замолчал.

Димка отмахнулся: дескать, ну вас, я вам не мешаю ругаться, и вы мне не мешайте в окошко смотреть.

— Почему ты поехал? Почему Димка поехал? А почему мне нельзя? Хм! — возмущалась Иринка. — Ты, может, думаешь, что я слежу за тобой? Очень ты мне нужен!

— Ну ладно, ладно… — сдался я.

— «Ладно»… — передразнила Иринка. — Вечно ты настроение испортишь, а потом «ладно»… Куда мы сейчас едем?

— В третью бригаду, а там посмотрим.

Иринка молчала некоторое время, пока я, включив первую скорость, отчего мотор завыл прерывисто и громко, взбирался на крутой, скользкий подъем. Но вот машина опять плавно покатилась по ровному проселку, по которому, видно, совсем недавно прошелся грейдер.

— А что, правда, дед плакал? — спросила Иринка.

— Угу, — кивнул я.

— Вот же свинья этот твой Федор! Ненавижу я его прямо! Морда нахальная, и глазки свинячьи, заплывшие, когда на своих, тех, кто пониже его, смотрит. Зато перед начальством сразу делаются, как у Шарика того, что около столовки с поджатой лапой отирается.

Ирина так разошлась, что даже Димка удивленно посмотрел на нее.

— Ну ты это зря, Федор — неплохой парень, — сказал я.

— Выпить не дурак… — в тон мне подсказала Иринка. — Нашел себе дружка!

— Да ну тебя! Все тебе мерещится, что мы с Федором только и делаем, что водку пьем…

— А что же? С какой стати ты его защищаешь? — спросила она.

— Ладно. А что еще Федору оставалось делать? Шестерен ни на базе, ни в РТС днем с огнем не достанешь… Всегда так было: одну машину на запчасти разберут — и дело с концом. Что еще он мог?

— Мог, если бы сильно захотел, — сказала она.

— Конечно, мог, — подтвердил Димка.

Я вздохнул.

— Взял вас на свою голову… Отстаньте, ну вас к черту! А то я сейчас в кювет грохнусь, и будем тут всю ночь загорать в степи.

— Грохнись, — сказала Иринка.

Что она за девчонка! Всегда последнее слово за ней остается.

Мы выехали на пологую возвышенность, откуда стали видны огоньки третьей бригады, единственные в черной ночной степи. Светились два окошка, да тусклый фонарь раскачивался на столбе посреди дворика, огороженного вагончиками на бутовом фундаменте.

Дверь одного вагончика отворилась, и на порог вышла женщина, хорошо различимая в светящемся прямоугольнике входа. Она всматривалась в темноту или прислушивалась, как будто ждала кого-то. Наверное, она вышла на шум нашей машины.

Я притормозил у длинного приземистого сарая, закрывшего от глаз вагончик.

— Оставайтесь, — сказал я своим. — Куда такой шайкой, напугаем еще.

— Я пойду с тобой, — сказала Иринка, выбираясь следом из кабины.

Что с ней было делать? Я только рукой махнул: все равно не переспоришь.

— Знаешь, за что я Димку люблю? — спросил я, когда мы пробирались по грязи в обход сарая.

— Не-ка. — Она всегда так «некает», как маленькая, когда разбалуется или бывает в хорошем настроении.

— За то, что он молчит и все-таки с ним не скучно… Думает себе про что-нибудь и не пристает со всякой ерундой.

— Не то что я, да?

— Угу.

— А ты говорил, что меня любишь. Говорил, теперь не отвертишься… Ой! — вскрикнула Иринка, соскользнув с одного из шатких камней, по которым мы переправлялись через лужу.

— Эх ты!.. На, держи, — протянул я ей руку.

Она крепко уцепилась, и мне стало неловко боком идти по камням, а тут вдруг еще она остановилась и дернула меня за руку.

— Значит, ты меня не любишь, да, Лешка?

Вот ненормальная девчонка! Нашла где об этом спрашивать.

— Ты что? Серьезно?

— Серьезно, — кивнула она.

Я не ответил. Подхватил Иринку на руки и вынес на сухое место.

— Герой! — усмехнулась она.

— Глупая ты все-таки, — обиделся я немного.

— Конечно, глупая, — согласилась она. — Глупая, что с таким чурбаном связалась.

— Связалась? Так не связывалась бы! — Я уже начинал злиться.

— Уговорил.

— Пойми, Иринка, нет у нас сейчас времени ругаться! Давай в другой раз как-нибудь, — предложил я. — Пойдем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Журнал «Юность»

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия