— Мне можно? — спросил он. — У вас не секрет?
— Можно, — сказал я. — Иринка, у тебя поесть найдется чего-нибудь?
— Найдется.
— Поедем. И ты поедешь, Димка, дело есть.
— Хорошо, — сказал он и покрепче устроился на подножке.
Втроем было тесно в кабине «газика». Я то и дело задевал рычагом скоростей колени Иринки. Она молчала, только морщилась и каждый раз оправляла сбившийся подол платья. Димка, выставив голову и локоть в открытое окошко, напевал что-то.
Дорога немного подсохла после прошедших на неделе ливней. Лишь кое-где стояли большие глубокие лужи. Объезжая их, приходилось забираться в спелую пшеницу, и тогда в свете фар взметались над радиатором искрящиеся фонтанчики зерен.
Ночь наступала густая, темная. Луна уже спряталась за высокие сопки, которые причудливо обрубали юго-западный край звездного неба.
— Когда тебе завтра на работу? — спросил я Иринку.
— В шесть.
— И зачем ты только поехала!.. — пожал я плечами.
— Ну хватит, Лешка! — решительно сказала она. — Будет теперь всю дорогу ныть. Поехала — и все.
— Без тебя не обошлось бы?
— У! Дурак какой! — Она ударила кулачком по колену. — Димка, скажи ему, чтобы он замолчал.
Димка отмахнулся: дескать, ну вас, я вам не мешаю ругаться, и вы мне не мешайте в окошко смотреть.
— Почему ты поехал? Почему Димка поехал? А почему мне нельзя? Хм! — возмущалась Иринка. — Ты, может, думаешь, что я слежу за тобой? Очень ты мне нужен!
— Ну ладно, ладно… — сдался я.
— «Ладно»… — передразнила Иринка. — Вечно ты настроение испортишь, а потом «ладно»… Куда мы сейчас едем?
— В третью бригаду, а там посмотрим.
Иринка молчала некоторое время, пока я, включив первую скорость, отчего мотор завыл прерывисто и громко, взбирался на крутой, скользкий подъем. Но вот машина опять плавно покатилась по ровному проселку, по которому, видно, совсем недавно прошелся грейдер.
— А что, правда, дед плакал? — спросила Иринка.
— Угу, — кивнул я.
— Вот же свинья этот твой Федор! Ненавижу я его прямо! Морда нахальная, и глазки свинячьи, заплывшие, когда на своих, тех, кто пониже его, смотрит. Зато перед начальством сразу делаются, как у Шарика того, что около столовки с поджатой лапой отирается.
Ирина так разошлась, что даже Димка удивленно посмотрел на нее.
— Ну ты это зря, Федор — неплохой парень, — сказал я.
— Выпить не дурак… — в тон мне подсказала Иринка. — Нашел себе дружка!
— Да ну тебя! Все тебе мерещится, что мы с Федором только и делаем, что водку пьем…
— А что же? С какой стати ты его защищаешь? — спросила она.
— Ладно. А что еще Федору оставалось делать? Шестерен ни на базе, ни в РТС днем с огнем не достанешь… Всегда так было: одну машину на запчасти разберут — и дело с концом. Что еще он мог?
— Мог, если бы сильно захотел, — сказала она.
— Конечно, мог, — подтвердил Димка.
Я вздохнул.
— Взял вас на свою голову… Отстаньте, ну вас к черту! А то я сейчас в кювет грохнусь, и будем тут всю ночь загорать в степи.
— Грохнись, — сказала Иринка.
Что она за девчонка! Всегда последнее слово за ней остается.
Мы выехали на пологую возвышенность, откуда стали видны огоньки третьей бригады, единственные в черной ночной степи. Светились два окошка, да тусклый фонарь раскачивался на столбе посреди дворика, огороженного вагончиками на бутовом фундаменте.
Дверь одного вагончика отворилась, и на порог вышла женщина, хорошо различимая в светящемся прямоугольнике входа. Она всматривалась в темноту или прислушивалась, как будто ждала кого-то. Наверное, она вышла на шум нашей машины.
Я притормозил у длинного приземистого сарая, закрывшего от глаз вагончик.
— Оставайтесь, — сказал я своим. — Куда такой шайкой, напугаем еще.
— Я пойду с тобой, — сказала Иринка, выбираясь следом из кабины.
Что с ней было делать? Я только рукой махнул: все равно не переспоришь.
— Знаешь, за что я Димку люблю? — спросил я, когда мы пробирались по грязи в обход сарая.
— Не-ка. — Она всегда так «некает», как маленькая, когда разбалуется или бывает в хорошем настроении.
— За то, что он молчит и все-таки с ним не скучно… Думает себе про что-нибудь и не пристает со всякой ерундой.
— Не то что я, да?
— Угу.
— А ты говорил, что меня любишь. Говорил, теперь не отвертишься… Ой! — вскрикнула Иринка, соскользнув с одного из шатких камней, по которым мы переправлялись через лужу.
— Эх ты!.. На, держи, — протянул я ей руку.
Она крепко уцепилась, и мне стало неловко боком идти по камням, а тут вдруг еще она остановилась и дернула меня за руку.
— Значит, ты меня не любишь, да, Лешка?
Вот ненормальная девчонка! Нашла где об этом спрашивать.
— Ты что? Серьезно?
— Серьезно, — кивнула она.
Я не ответил. Подхватил Иринку на руки и вынес на сухое место.
— Герой! — усмехнулась она.
— Глупая ты все-таки, — обиделся я немного.
— Конечно, глупая, — согласилась она. — Глупая, что с таким чурбаном связалась.
— Связалась? Так не связывалась бы! — Я уже начинал злиться.
— Уговорил.
— Пойми, Иринка, нет у нас сейчас времени ругаться! Давай в другой раз как-нибудь, — предложил я. — Пойдем.