Юность нового века

Настя встала, одернула ситцевую юбку, чтоб прикрыть колени. Горящими глазами обвела ребят у костра и сказала твердо:

— Я!

…Колька не оставил своей затеи и по вечерам, когда затихали в селе последние шорохи, осторожно ходил мимо дома шинкаря.

И однажды он услышал, как кто-то завозился во дворе у Ваньки Заверткина и легонько постучал в окно.

— Эй, хозяин, шевелись! Принимай товар!

Колька сбегал за Димкой. И услыхали они кряхтенье и топот возле задней двери. И Ванька запричитал вполголоса:

— Тише, черти! Нанесло вас в такую рань. Сюды, сюды тащите!

Резкий и дребезжащий звук насторожил Димку: грохнули чем-то о притолоку. Он слыхал уже где-то такой необычный звук, но вспомнить не мог, словно начисто отшибло память.

— Слышь? — спросил он Кольку.

— Молчи, Сганарель!

— Провалиться мне на этом месте: прикладом стукнули! Ей-богу! — шепнул Димка и весь покрылся испариной.

И Колька ясно услыхал, как кто-то снова задел ложей о притолоку и легкий гул отдался в стволе винтовки.

— А ну, к Голощапову!

Игнатий Петрович уже лег в постель, но у изголовья еще коптил моргасик, а на конике лежала раскрытая газета. И на ней — во всю страницу — бежали слова Ленина: «Все на борьбу с Деникиным!»

Голощапов выслушал ребят и велел звать Степаниду с Витькой. Впятером и двинулись с ночным обыском к Ваньке Заверткину.

Но рассчитали плохо: пока ломились к нему с крыльца, он улизнул двором к Лазинке. А бежать за ним Голощапов не разрешил.

— Темень, братцы! Пулю схватите, вот и все! А мерзавца этого все равно выведем мы на чистую воду!

И вывели в эту же ночь: обо всем про него дознались — и как он под Волхов ездил и что привезли ему нынче два бандита.

Молчаливая и болезненная Матрена — жена шинкаря — не стала отпираться и сама указала, где схоронил Ванька в подполье два ящика с винтовками.

— Говорила я ему, говорила, Игнат Петрович, штоб с бандитами не вязался. Пригрозила, што к вам пойду жалиться, истинный бог! Так он, антихрист, по уху треснул. — Матрена заплакала.

— Хватит! — махнул рукой Голощапов.

Витька с лампой полез в подпол: в одном ящике не было шестой винтовки.

— Спросите Матрену: с оружием убежал или как? — крикнул он из ямы.

— Взял ружье, взял.

— А еще что! — спросил Голощапов.

— Не знаю, как сказать. На бутылку похоже або на ступку. За пазуху сунул.

— Три гранаты взял, Игнат Петрович. Вот глядите! — Витька подал из подполья раскрытый ящик: три места в нем пустовали. — До зубов вооружился, чертов сват!

— С таким гостинцем его невесело ждать, — сказал Голощапов. — Оформляйте протокол, Степанида Андреевна. И решайте, как с Матреной быть?

— Чего с Матреной? Пускай забирает свой сундук и катится к чертовой матери! А завтра придем с Шумилиной. Живность в коммуну заберем, а хату заколотим. Вот и весь сказ! — Степанида поместилась за столом и раскинула перед собой лист бумаги.

— Правильно! Прыгайте, братцы, в яму, помогите Виктору поднять ящики, — Игнатий Петрович подтолкнул Димку с Колькой, крикнул: — Давайте! — и потянул на себя длинный ящик.

Утром во двор к Заверткину пришла мать с Настей и двумя старухами. Повели они на бывший барский двор трех коров, двух лошадей и свинью, погнали хворостиной кур, гусей, уток и индюков. А четыре улья с пчелами ребята перевезли в генеральшин сад, куда выходил задними окнами белокаменный дом школы. И Истратов сказал:

— Это очень хорошо! Школьникам будет мед к чаю. Да и приобвыкнут они обращаться с пчелами.

Колька ждал, что придет Ванька-каин на пепелище. И вся ячейка — недели две, до самых успенских дождей — караулила его на задворках. С отцовой берданкой сидели ребята парами: Димка — с Силой, Колька — с Филькой. Но шинкарь так и не явился: видать, пронюхал, что Степанида объявила по нему розыск.

А потом пришла пора убирать школьный огород: горы капусты и тыквы свезли в барский подвал. Анискину старуху пристроили варить завтраки на генеральшиной кухне. И стали ребятишки бегать в школу, а в полдень завтракать от плодов своих рук.

Димка выпустил журнал «Красная молодежь» со своими стихами про весну. Колька написал, как комсомольцы выслеживали Ваньку Заверткина, Настя — как провели в селе праздник у костра. Голощапов дал статью о школьном самоуправлении, Клавдия Алексеевна — о ликбезе.

Александр Николаевич Истратов все носился со своим эсперанто и кое-чего добился: увлек Димку страстными разговорами о новом языке.