Юность олигарха

И надо сказать, что это на самом деле так. Подобный русский юмор, эта прилично-фривольная, лучше сказать, легко фривольная, на грани приличия, тема, уместна в любом разговоре, любой степени светскости и простонародности. Она демократична и универсальна и объединяет любой коллектив. Развивается она между нашими соотечественниками всегда осторожно, тонко и подчеркивает как бы вечную насмешливость русских по отношению к михельсонам, этакая шутка, хлебом не корми, для легкого трепа, и символизирующая, надо понимать, на уровне коллективного бессознательного неувядаемое отторжение русского менталитета от их, «михельсоновского», впрочем, вполне соседствующего на практическом, жизненном, уровне с полным приятием этого чуждого, осмеянного менталитета потом. Скажем, та же Нинка, когда рассталась со мной и сделала наконец себе хорошую партию, стала называться мадам Гильдешман. У меня нет абсолютно никаких моральных прав ее в чем-то упрекать, при ее сильной ответственности за будущность Ксеньки это вообще неуместно, я просто говорю об этом как о данности. А Петька, в эпоху поздней перестройки, когда наконец перестал считать дарованную коммерческую свободу очередным нэпом, оттепелью, очередной ловушкой властей и КГБ, и потихоньку начал со своими деньгами вылезать из подполья, то первое, что сделал, это объединился с единственным в их борцовскую богатырскую среду затесавшимся, тоже спортсменом, тоже борцом, но к которому они всегда относились настороженно, михельсоном и создал с ним при их клубе на стадионе ночное кафе под названием «У Рубена». То есть я хочу сказать, на жизненном уровне, или, там, бессознательном, подсознательном, они были оба одинаковыми простыми русскими живыми людьми. Только вот распоряжались этим каждый по-своему.
Поэтому, посмеявшись некоторое время над одним и тем же, через минуту они занимали место уже опять по разную сторону баррикад.

– А скажите, Петя, – отливала Нинка очередную пулю. – А что вы любите, кроме пива?

– Жену, – улыбался Петруччо.

Нинка улыбалась в ответ.

– Это понятно, – говорила она. – А еще?

– Охоту.

– Охоту?

– Да.

– Ну, это мне Михеев говорил. И не жалко вам птичек стрелять? Я всегда к охоте относилась с содроганием. Лишить жизни живое существо…

– Но ведь мясо вы едите. Какую-нибудь куропаточку под соусом разве откажитесь?..

– Да, да, тут вы правы, я всегда жалела о нашей хищной природе, и иной раз подумаешь, что творю… Ну а еще, скажите, кроме жены и охоты, что вы любите?

– Ты все ведешь к тому, чтобы о «литературе» поговорить? – не выдерживал я. – Ну, так и начинай, чего ходить вокруг да около, все равно нам придется это терпеть… Петруччо, она хочет спросить, любишь ли ты литературу, только стесняется…

– Да я хочу спросить вас, любите ли вы, Петя, читать?

– Да, любит он, – отвечал сам же я и за Петьку, – Вот, он недавно Астафьевскую «Царь-рыбу» прочел…

– Ты так говоришь, как будто это первая книга, прочитанная им в жизни.

– Это и недалеко от правды. Ему ведь трудно по складам читать. У него всего два высших образования.

– Петя, чего он ерничает?– спрашивала Нинка.