Юность подарит первые шрамы

– Действительно, никакой. Я тебя раскусила. Ты таким образом пытаешься привлечь к себе внимание. Хочешь, чтобы я бегала за тобой и кормила с ложечки? Ну уж нет. Я больше на это не куплюсь. Мори себя голодом сколько угодно. Хоть до смерти. Мне плевать. Ты для меня уже умерла.

Никки не знала, что Джел выпила больше пяти таблеток «Флоры» за раз, и поэтому она не придала никакого значения ее словам. Также никто не догадывался, что Джел в принципе утратила интерес ко всякому проявлению жизни.

Она лишь хотела исчезнуть, и ей это почти удалось.

Глава 32

В тот воскресный вечер Вандевер – поместье, в котором жила чета Патридж, стало пристанищем представителей высшего света. Друзья, коллеги Джулиана, знакомые Крейны, приятели Роберта собрались в Вандевере по случаю дня рождения единственного наследника семейства Патридж. Диана долго настраивала себя на это мероприятие, в котором ее роль была крайне важна. Она должна была сопровождать Джулиана повсюду, быть приветливой с его гостями, замуровать в душе холод, растопить в себе самые нежные чувства, которые Диана обязана была испытывать к имениннику. Джулиан выбрал ей платье – белое, длинное, атласное, с двумя тонкими, едва заметными бретелями, что на спине переплетались между собой в элегантный бантик; с открытыми плечами и длинными рукавами, в которых в области локтевого сгиба были перфорации для рук, таким образом, остальная ткань спускалась до самых пяток, и когда Диана шла, рукава развевались – и казалось, что у нее есть крылья. Также Джулиан приказал ей распустить волосы – уж очень он любил ее с распущенными волосами, и велел не портить лицо косметикой, разрешил ей лишь накрасить ресницы, и то слегка, чтобы не испортить их девственную красоту. Диана выполнила все требования Патриджа. Выглядела она бесподобно, но из-за того, что Джулиан был автором ее образа, она чувствовала себя отвратительно, в очередной раз убедившись, что Патридж относится к ней как к игрушке: он наряжает ее, «таскает» вечно с собой, чтобы похвастаться перед друзьями, и «ломает», слишком увлекшись своей игрой.

– Услада для глаз. Да, Аннемари? – спросила Крейна Патридж, любуясь сыном и его возлюбленной, что танцевали в окружении гостей под медленную, красивую музыку.

– Да. Наши дети созданы друг для друга, – ответила Аннемари, сканируя взглядом каждое движение Дианы.

– Диана безупречна. Она взяла от тебя все самое лучшее.

– Крейна, ты заставляешь меня краснеть.

– Вот только… Однажды Джулиан признался мне, что ему бывает непросто с Дианой.

– Непросто? В каком смысле? – заволновалась Аннемари.

– Диана порой жестока, капризна, и было несколько случаев, когда Джулиан краснел из-за нее, так же как и ты сейчас… только от стыда.

Легкая улыбка, прежде украшавшая лицо миссис Патридж, исчезла, и выражение ее лица тут же стало грозным. Аннемари испугалась столь резкой перемены настроения Крейны.

– Аннемари, ты бы поговорила со своей дочерью. Я не хочу, чтобы мой сын страдал.

– Но ведь Джулиан сам выбрал Диану, и он прекрасно знал о том, какая она непокорная.

– Так и есть, – сказала Крейна, а после сделала глоток шампанского, поморщилась, когда в нос ударили газы, и продолжила: – Просто Роберт возлагает большие надежды на брак наших детей. И не забывай, как он относится к Алэсдэйру. Я знаю, что твой муж давно мечтает стать частью нашей династии. Не хотелось бы рушить его мечты, – и снова появилась улыбка.

Крейна, заметив, что Диана и Джулиан закончили танцевать, поспешила к сыну.

– Диана!

– Да, мама? – остановилась Брандт около матери.

– Как у вас дела?

Диана взглянула на мать и не могла понять: она взволнована, расстроена или же раздражена, настолько было странным выражение лица Аннемари.

– Все замечательно. Только на последней минуте танца я подвернула ногу, и теперь она жутко болит.

– Меня не интересует твоя нога. Как у тебя с Джулианом? – спросила мать, нервничая.

– …Я же сказала, все замечательно.

– Надеюсь, ты мне не врешь, потому что, если вдруг что, Джулиан побежит жаловаться Крейне, а та сразу обо всем доложит Роберту, и…

– Мама, я поняла тебя, – прервала Диана мать, не в силах слушать очередные нотации.

– Терпи Джулиана как свою больную ногу. Ты ведь не отрубишь ее только из-за того, что она доставляет тебе дискомфорт? Вот так же и с Джулианом. Он – часть тебя. Если избавишься от него – будет очень больно.

Диане стало дурно от тяжелого взгляда и слов матери. Она была напряжена, как натянутая струна, не могла шевельнуться, точно Аннемари приставила острие кинжала к ее шее, и стоит ей один раз ошибиться, как холодная сталь войдет в ее плоть одним резким движением.

– Диана, гости требуют еще один танец, – прозвучал за ее спиной голос Джулиана.

Аннемари переключила свое внимание на Патриджа, и Диана наконец смогла расслабиться, но вдруг мать снова посмотрела на нее, ожидая от дочери правильной реакции, и Диана вновь почувствовала, как страх комом встал в ее горле.

– …Ну раз гости требуют, давай станцуем, – сказала она, едва дыша.

Аннемари ответила ей лукавой усмешкой.