Читаем Юность уходит в бой полностью

Третий парень, пришедший с Николаем Садовниковым, был невысокого роста, с рябоватым лицом. Держался он степенно и все время пристально наблюдал за командиром и начальником разведки. Когда очередь дошла [153] до него, он встал по стоике «смирно» и по-военному отчеканил:

— Лейтенант Красной Армии Григорий Харитонович Софонов. Оставлен разведкой десятой армии для работы в тылу врага. В последнее время связь нарушилась, и я пришел сюда, чтобы восстановить ее.

Николай Садовников удивленно уставился на него и еще менее разборчиво, чем обычно, пробормотал:

— Вот те раз! А я-то думал, что ты к моей сеструхе Таисье в блиноеды пристраиваешься, значит, ко мне в зятья... Как будущего родственника я и привел тебя к командиру.

Но Шестакову и Рыкину после доклада лейтенанта стало не до шуток. Отправив Садовникова вместе с его «брательниками» в подразделение, они попросили Софонова подробнее рассказать о себе и о своих делах. Григорий Харитонович обо всем доложил кратко, но обстоятельно. Этим он и понравился командиру.

— Моим последним заданием, — заключил Софонов, — было организовать разведку аэродромов: в первую очередь Сещенского, как основного, а затем запасного — в Олсуфьево.

Василий Васильевич метнул быстрый взгляд на Шестакова и, с любопытством разглядывая лейтенанта, спросил:

— И что вы успели сделать?

— Устроился жить у кохановского старосты Никшова. Как родственник...

— Вы его родственник?

— Нет. Просто договорились так. После он как своего родственника устроил меня работать на аэродроме...

— И что же?

Софонов едва заметно передернул плечами:

— Толку в этом оказалось мало!

— Почему?

— Сведения я добывал хорошие, иногда удавалось узнавать, когда прибывают новые самолеты... А вот передавать данные было трудно: немцы не разрешали отлучаться с аэродрома, следили за каждым шагом.

— Так ничего и не придумали?

— Нет, почему же — кое-что придумал: сказался больным. Отпустили на несколько дней в Сещу. Там, на явке, передал сведения в штаб 10-й армии. Потом еще [154] несколько раз передавал. Теперь познакомился в полиции со своим человеком. Сведения через него пойдут. Парень толковый. А я пришел сюда, чтобы установить связь с каким-нибудь военным отрядом.

Василий Васильевич Рыкин удовлетворенно кивал головой, и его светлые глаза лучились. Я понял, что для начальника разведки Григорий Софонов оказался дорогой находкой. Одним из заданий, полученных нашим отрядом, был сбор данных об аэродромах Брянска и Сещи, с которых вражеские самолеты вылетали бомбить Москву.

Командир сразу проникся доверием к Софонову. У него было какое-то природное чутье на хороших и плохих людей. А вот Василий Васильевич решил было проверить лейтенанта, чтобы убедиться в нем до конца. Но капитан Шестаков сказал Софонову:

— Ты вот что, Харитоныч... Отдохни получше и отправляйся назад... А для помощи тебе подключим наших разведчиков Ерофеева и Садовникова. Так, пожалуй, Василь Васильевич?

Начальник разведки кивнул в знак согласия. Затем они уточнили перечень данных, которые нужно собирать, явки, даты, код. Словом, обговорили все, что необходимо для постоянной и прочной связи. Утром лейтенант Софонов выехал в Сещу.

В то время радиосвязи не было не только между отрядами. Многие из них не могли связаться даже с Большой землей. Поэтому Шестаков направил своих людей сразу в несколько районов — в Жирятинский, Клетнянский, Жуковский, Дубровский, Любохинский. Нужно было хорошенько познакомиться со всеми партизанами и договориться о совместных действиях.

Станция узкоколейной дороги Волынь находилась в нескольких километрах от рабочего поселка Ивот, где мы базировались раньше. Севернее, в десяти километрах от нее, в поселке Бытошь, стоял отряд Деда. Западнее, в небольшой лесной деревушке Волынь, располагался Людиновский отряд. В этом лесу и мы соорудили свой лагерь.

Бойцы по-разному воспринимали переход отряда сначала из поселка на станцию, а потом в лесной лагерь. Что и говорить: в населенном пункте есть хоть какие-то бытовые удобства. А ведь большинство наших добровольцев составляли москвичи, которые были почти не знакомы с [155] сельской, а тем более с «лесной» жизнью. Жители тоже чувствовали себя увереннее под прикрытием хорошо вооруженного отряда.

Надо заметить, что и некоторые командиры партизанских отрядов недолюбливали лес. Они считали, что размещение партизан в населенных пунктах придает советскому району в тылу врага внушительный, воинственный вид.

Капитан Шестаков держался иного мнения.

— Создание советского района в тылу врага — хорошее дело, — говорил он, — но держать отряды в населенных пунктах не следует.

Однажды, когда мы ходили по лесу, выбирая место для базы, сопровождавший нас партизанский командир заспорил с Шестаковым.

— Ты посмотри, — убеждал он, — как жители радуются, если мы у них останавливаемся! Они видят своих защитников. И отряду в селе легче, особенно с питанием.

Анатолий Петрович заметил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное