Это решение имело под собой прочную основу. Накануне состоялось совещание, на котором командиры партизанских отрядов и представители регулярных фронтовых частей договорились, как им лучше координировать свои действия. Связь между собой они, начиная с середины января 1942 года, поддерживали через коридор, образовавшийся в районе Кирова. По этому тракту партизаны направляли Красной Армии хлеб и молодежь призывного возраста. С Большой земли они получали оружие, боеприпасы, взрывчатку, медикаменты, а также хорошо обученных разведчиков, связистов, минеров и других специалистов, которых недоставало для организации широкой партизанской борьбы.
В Дятькове на легальное положение перешли не только райком партии и райисполком, возглавляемые товарищами С. Г. Туркиным и И. В. Дымниковым, но и районный военкомат. Возобновили работу паровозное депо, пошивочные и сапожные мастерские, хлебозавод, парикмахерская и даже фотоателье. Был оборудован и партизанский госпиталь.
Дятьковский советский район сыграл исключительно важную роль в развертывании и активизации всенародной борьбы против немецких захватчиков. Его влияние [151] чувствовалось не только на Брянщине, но и в других соседних областях.
Такова была обстановка, в которой мы начали свою боевую деятельность...
1 марта на станцию Волынь, где расположился отряд, приехал худощавый человек среднего роста, с большой седой бородой и с огромной копной таких же седых волос. Это был командир Бытошского партизанского отряда П. Г. Дробышев, или, как его именовали здесь, Дед. Он долго тряс Шестакову руку, молча разглядывая его. Потом, за чаем, между ними произошел такой разговор, какой случается между родными братьями после долгой разлуки: они больше любуются друг другом, чем говорят.
— Пришел, значит? — спросил Дед.
— Пришел, — отозвался Шестаков, попыхивая короткой трубкой.
— А Москва, говоришь, стоит?
— Угу, стоит, паря.
— Ну, то-то!
Минут пять они молчали, громко прихлебывая горячий чай. Выходя из-за стола, Дед сказал:
— Ты смотри, дорогой: сильно не зазнавайся... В случае чего — дай знать. На майские праздники приезжай...
Капитан Шестаков по какому-то делу задержался в избе, а мы с Василием Васильевичем вышли проводить Деда. Кивнув на окно, Дробышев сказал:
— Редкой души человек! С таким командиром воевать не страшно.
Симпатией к Шестакову проникались все, с кем ему доводилось встречаться: руководители Дятьковского района, командир армейской бригады, действовавшей в тылу врага, майор Георгий Иванович Орлов, командир Жуковского отряда Ефим Михайлович Воробьев, командир и комиссар Рогнединской партизанской бригады Г. В. Мальцев и И. И. Мураль... Надо сказать, что вообще «московский» отряд пользовался добрым расположением партизан и местного населения.
Буквально на второй день после перехода линии фронта в отряд заявилась группа молодых рабочих поселка Ивот, расположенного близ Дятьково, и стала осаждать командира и комиссара просьбами принять их в наши ряды. Но у нас нужды в людях пока не было, и Шестаков при всей его доброте вынужден был отказывать новым [152] добровольцам. Исключение он сделал для тех, кто когда-то активно содействовал медведевскому отряду. Были приняты Михаил Шурупов, Николай Башкиров, Павел Баранов, Сергей Дворецкий и несколько юных патриотов — Коля Курлапов, Толя Званский, Вася Горохов, Порфирий Кондрашов, Польгуев. Зачислили в отряд и пять девушек — Аню Польгуеву, Лиду Кузовкову, Катю Снежкову, Зину Маркину и Люсю Соловьеву. Почти всех новичков включили в разведку, поскольку они хорошо знали свои родные места.
Вскоре к Шестакову заявился наш неугомонный Бум-бум — Николай Садовников. С ним пришли еще три человека.
— Привел пополнение, товарищ командир, — скороговоркой выпалил он, кивнув на своих спутников.
Самый молодой из них, со смуглым широким лицом, так походил на Николая, что командир сразу догадался, в чем дело.
— Сколько же лет твоему брательяику? — спросил он.
— Ильке-то? — смущенно переспросил Николай. — А чего там лет? Два пуда есть, — значит, под ружье годится. Да вы не бойтесь, товарищ командир: за Ильку я больше, чем за себя, ручаюсь!
Командиру понравился Илька Садовников, и, наверное, прежде всего своей молчаливостью.
К словам старшего брата он не добавил ни слова. А такие «собеседники» — сущий клад для Шестакова.
А Николай уже подталкивал к командиру другого парня, ничуть не похожего на «садовниковокую династию».
— Это тоже брательник, только двоюродный, — тарахтел он. — Но и его обязательно надо принять в отряд. Он страсть какой отчаянный!
Белобрысый Николай Соколов смотрел на Садовникова-старшего влюбленными глазами. Чувствовалось, что он готов пойти за ним в огонь и воду. В тот момент никто из нас, конечно, не думал, что эта «отчаянность», поощряемая Бум-бумом, через два дня приведет Соколова к печальному концу.