Юность уходит в бой

Наши потери составили: пять человек убитых и девять раненых, хотя гитлеровцы сообщили, что они 440 партизан уничтожили и столько же взяли в плен. В число партизанских потерь они, видимо, включили расстрелянных и сожженных ими стариков, женщин и детей. Да и как мы могли потерять столько людей, если численность отряда в то время не превышала трехсот человек?! Ведь готовясь к походу на запад, «Славный» передал большое количество своих бойцов брянским товарищам, оставил там для эвакуации на Большую землю почти всех раненых.

Несоразмерность потерь партизан и карателей может вызвать у некоторых читателей сомнение в достоверности приведенных здесь цифр. Хочется поэтому упомянуть здесь об одной из особенностей боевых действий народных мстителей. Они нападают, как правило, из засад. Нанесут удар и сразу уходят. Лишь в исключительных случаях им приходится драться с врагом в открытую, как на фронте. (Я, разумеется, имею в виду небольшие отряды.) Тактика внезапных, дерзких нападений и позволяет партизанам наносить врагу куда более ощутимые потери по сравнению с собственными. [227]

Что же касается того многочасового боя, о котором я рассказал раньше, то, честно говоря, отдельным его участникам и поныне неясны причины нашей победы. Ведь противник имел подавляющее превосходство над нами, и все-таки мы его разгромили. Одни считают, что немалую роль здесь сыграла гибель в начале схватки руководителя карательной операции. Ошеломленные внезапным ударом, гитлеровцы растерялись. Управление подразделениями у них было потеряно. Поэтому они начали панически отходить. Другие полагают, что нам определенно помогла маскировка: наши бойцы заблаговременно переоделись в трофейные синие комбинезоны, и фашисты поначалу приняли их за своих солдат.

Лично я не склонен приписывать нашу победу субъективным факторам, а тем более счастливому случаю. Ее мы добыли прежде всего благодаря мужеству партизан и командирскому искусству Анатолия Шестакова.

Вступив на землю Белоруссии, мы оказались в самой гуще партизанской борьбы, которую здесь вели, можно сказать, все старые и малые. Не в силах сдержать ее, гитлеровцы задались изуверской целью уничтожить белорусский народ, превратить его города и села, леса и поля в пустыню. Мы шли по пепелищам спаленных деревень, меж обугленных стволов деревьев; от золы, пыли и гари першило в горле. В уцелевших же населенных пунктах и в партизанских отрядах царил голод. Подстерегал он и нас.

Командир кличевской военно-оперативной группы Р. З. Изох выделил для снабжения нашего отряда село Озеране, которое до нашего прихода являлось продовольственной базой оккупантов. Отсюда обозы с продуктами обычно направлялись в рогачевский и жлобинский гарнизоны противника. Для их захвата мы начали организовывать засады. Несколько таких операций завершились удачно.

Группа старшего сержанта Мадея пробралась в Рогачев и напала на хлебозавод. Она доставила в отряд 15 вещевых мешков с хлебом и солью. Но этих продуктов едва хватило только для раненых. Не смогли мы решить продовольственную проблему и после того, как вместе с соседними отрядами нанесли несколько ударов по немецким «экономиям» в Тихоновичах, Барчичах и Подселах. Хуже того, такие налеты всегда заканчивались боями. Они не [228] столько дезорганизовывали снабжение гитлеровцев, сколько отвлекали партизан от настоящей боевой работы, вынуждали их распылять свои силы. Борьба за хлеб могла в конце концов превратиться в самоцель.

Оценив обстановку, Могилевский подпольный обком партии обязал свои отряды помочь населению убрать урожай и надежно спрятать его от фашистов. Пригласили и Шестакова принять участие в этом мероприятии. Для «Славного» выделили район Колбчанской слободы, и мы немедленно вышли туда.

Картина была необычной. Бойцы косили рожь и жали ее серпами, вязали снопы и складывали их в кресцы. Оружие было составлено на обочинах в «козлы». На высоких деревьях примыкающего к полю леса сидели наблюдатели. Работающих в поле охраняли и зенитно-пулеметные установки. В перерывах агитаторы проводили беседы с бойцами и местными жителями. Чаще всего они зачитывали свежую сводку Совинформбюро, принятую нашими радистами.

В воздухе иногда появлялся «фокке-вульф», прозванный бойцами рамой, а колхозниками — по-мирному, бороной. Разведчик кружил над лесом и полями, но огня почему-то не открывал. Молчали и наши зенитчики, чтобы не выдать себя.

Отведенный нам клин мы скосили и сжали очень быстро. Снопы сразу же были увезены с поля на хорошо укрытые тока. Лишь возле самого села Колочи остался несжатым небольшой участок: старики сказали, что здесь рожь еще должна постоять «на корню». Да и у оккупантов нужно было создать иллюзию, что уборка хлеба еще не началась.