Юные герои Великой Отечественной

Допросы и жестокие пытки не сломили ни отца, ни сына… Витя, весь в незаживающих рубцах от хлыста, на допросах отвечал только: «Ничего не знаю!» Стойкость мальчика, которому в застенках 4 марта исполнилось пятнадцать лет, поражала даже палачей. В тот же день Витя узнал, что отца уже расстреляли. Но эта ужасная весть лишь укрепила несломленную волю борца. Он так и не сдался.

В камере с ним был Валя Ковтун, которого схватили за листовки против оккупантов. Мальчики много говорили между допросами. Витя мечтал выжить и стать настоящим художником… Но не сбылась его мечта… 9 марта в камеру, где к тому дню было много новых арестованных, вошли офицер и солдаты:

— Коробков! — коверкая русскую речь, сказал фашист. — Выходи!

— Прощайте! — обернулся к товарищам Витя. — Если останетесь живы, скажите маме: «Я умираю за Родину!»

А через несколько недель Феодосия была освобождена. И началась новая жизнь.

Виктор Михайлович Коробков посмертно был награждён медалью «За отвагу».

Володя Щербацевич

В начале войны немецкий блицкриг — план молниеносного захвата России до Урала — успешно осуществлялся. В Минск, в котором Володя родился и жил, германские войска вошли через пять дней после начала необъявленной войны.

В первые же недели в окружение и плен попали сотни тысяч бойцов Красной армии. Даже раненых, перевязанных грязными, окровавленными бинтами, вели колоннами в лагеря для военнопленных. Многие шли через Минск. Володя стоял у развалин соседского дома и видел, как один из хромавших, голодных пленных вдруг осел прямо на мостовой. Товарищи пытались его поднять, но конвоиры, выкрикивая: «Быстро, шнель!» — их оттолкнули. Колонна уходила, а красноармеец так и не мог встать. И тогда последний охранник выстрелил в сидевшего. Пленный застонал и упал на спину.

У Володи всё сжалось внутри, будто фашист стрелял в него… Он бросился к красноармейцу, над которым уже склонилось несколько человек. Среди них оказались Володин дядя Пётр Фёдорович и работавший с ним на заводе Семён Лукич.

— Жив… Жив! — сказал Пётр Фёдорович и, увидев Володю, добавил: — Надо спасать! Что делать будем?

— К нам его понесём! — не раздумывая ответил Володя. Его мама работала в городской больнице, она сумеет помочь.

На другой день к Щербацевичам зашёл знакомый хирург с кожаным саквояжем. Володя с мамой заранее нарезали бинтов из наволочек и простыней.

Хирург внимательно осмотрел раненого, который так и не приходил в сознание:

— Что же, Ольга Фёдоровна, у меня с собой необходимые инструменты и хлороформ для анестезии. Придётся оперировать в домашних условиях. Медлить нельзя… иначе — умрёт. Готовьте его к операции.

— Хорошо, Дмитрий Юрьевич. Сейчас отмоем руки, вскипятим воды. Есть у меня и спирт для дезинфекции. И через четверть часа вы сможете начать.

Так спасли первого солдата.

Позже в квартире появился ещё вышедший из окружения майор Николай Ильич. Он вместе с Володей стал выхаживать прооперированного рядового, у которого ещё долго был жар — началось воспаление. Володя то и дело менял раненому на лбу влажные повязки, давал побольше пить. А Николай Ильич часто поглядывал в окно, опасаясь облав и обысков.

Квартира скоро превратилась в подпольный центр.

Николай Ильич починил старый радиоприёмник, лежавший на чердаке. Дядя Семён приходил по вечерам и записывал сводки Совинформбюро, чтобы позже печатать на пишущей машинке листовки с правдивой информацией с фронта и расклеивать их по городу. Володя часто носил в старом школьном портфеле эти листовки, медикаменты и штатскую одежду для других раненых красноармейцев, прятавшихся у знакомых. Приходилось, избегая патрулей, идти порой через весь город. Первое время было страшно. Кровь стучала в висках, пробирала дрожь. Но скоро он привык к постоянной опасности. Даже специально выбирал самые оживлённые улицы, чтобы не привлекать к себе особого внимания.

Через несколько недель собрались на квартире братья Ольги Фёдоровны — Петр и Сергей; дядя Семён и его друг — шофёр Иван Сидорович.

— От подруг из лазарета для русских военнопленных, — рассказала Ольга Фёдоровна, — я узнала, что там пока содержат группу раненых командиров Красной армии, но скоро их переведут в концентрационный лагерь…

— Тогда надо, как можно скорее, организовать им побег, — понял её мысль Пётр Фёдорович.

— Побег-то организуем, — уверенно, по-военному сказал майор. — Но в городе часты облавы и обыски. Полвзвода не так легко спрятать.

— Верно! Надо им сразу же из Минска исчезнуть, — согласился Семён Лукич. — Мы с Иваном Сидоровичем раздобудем для грузовика пропуск на выезд из города. И офицеров повезём в недавно сформированный партизанский отряд верстах в пятидесяти отсюда.