Юный свет

Я потренировался несколько раз, даже с закрытыми глазами, как вдруг в дверь тихонько постучали. Кто-то несколько раз нажал на ручку, но я не реагировал. Поплевав на пальцы, я стер рисунок, но не до конца, не получилось. Я только размазал его. Опять постучали, теперь уже чуть громче. Я посмотрел на часы. Было одиннадцать.

– Кто там?

– Ну, кто еще может быть, – прошипела Маруша, – надеюсь, ты уже открываешь!

– С какой это стати? Я уже сплю!

– А ящик чего орет? Ну пожалуйста!.. Очень нужно.

Я дернул за шнурок и зажег торшер. Потом сунул руку в карман, достал ключ, вставил его в замочную скважину и приоткрыл дверь, просунув в щель ногу. На Маруше был халатик с диснеевскими мотивами. Она купила его в супермаркете Woolworth. При стыках швов о мотивах, похоже, никто не думал. Гуфи налезал на Мини, а шляпу дядюшки Дагобертса надвинули на задницу Плуто.

– Можно мы пописаем у вас? Мы заболтались и выпили слишком много пива… А мой умывальник подтекает.

– И ночной горшок тоже?

– Да он уже полон! – Она сжала колени прямо как Софи, когда той было невтерпеж. – Пожалуйста, Юли. Ты за это кое-что получишь.

– Ладно, – я отступил, – но только не полбутылки, как в прошлый раз.

Джонни, чуб которого выглядел так, будто он и не ложился, взял ее за плечо и протиснулся мимо. Черные спортивные брюки блестели, словно уголь, а спереди сверкал фирменный ярлык. На меня он даже не взглянул, прошел через большую комнату в коридор и исчез в туалете, раньше чем я успел крикнуть «направо».

Маруша рассмеялась.

– Да знает он.

Это был смех взрослой женщины.

– Да? А откуда?

Она пожала плечами.

– Все дома-то одинаковые.

Дверь за собой он не закрыл, и мы слышали журчание струи в унитазе, но ее это нисколько не смущало. Она огляделась в комнате.

– Признаться, у вас действительно красивая мебель. У твоей матери хороший вкус. Если у меня когда-нибудь будет собственная квартира…

– А что? Ты переезжаешь?

– Я? Тебе этого хочется? Ну, кто знает…

На ней был довольно свободный халатик, и мне показалось, что от нее странно пахнет, чем-то похожим на камамбер. Я ткнул пальцем ей в шею. И почему-то вдруг заговорил шепотом:

– Он тебя душил?

Она разинула рот. Впечатление было такое, будто у нее размазалась губная помада. Но она никогда ею не пользовалась. Рядом с входной дверью висело круглое зеркало, обрамленное в виде звезды проволокой, обмотанной шерстяными нитками. Маруша пощупала фиолетовые пятна на своей шее и пробормотала: «Свинья!»

В этот момент Джонни дернул за цепочку, послышался шум спускаемой воды. Он вышел к нам, все еще копаясь с завязками на штанах. Он не утруждал себя шагать потише. Грудь у него была гладкая, без волос, и мускулы играли при каждом шаге. Он смотрел на нас, ухмыляясь. Глаза Маруши сверкали от гнева.

– Ты, скотина, это что такое! Рехнулся, что ли?

– А чего? – Он подмигнул мне. – Маленькое клеймо. Зато теперь все будут знать, что ты девчонка Джонни.

– Ну да. А что я скажу на фирме? Как ты думаешь, что они там подумают? Я же не могу при такой жарище ходить с платком на шее!

Он тихонько прищелкнул языком.

– Хватит болтать. Иди писать.

Она тяжело вздохнула, но ничего не сказала. Рывком затянула пояс. Потом развернулась и завиляла задом, пестрый халатик раскачивался из стороны в сторону, а загорелые икры так и блестели. Джонни посмотрел на меня.

– Могу лишь одно сказать – сама виновата. Раз уж такая горячая, что ничего не замечает… Правда? Сколько тебе лет, малыш?

От него пахло пивом и одеколоном.

– Мне? Почти тринадцать.

– Значит, двенадцать. Мошонка-то уже волосатая?

Я не ответил, лишь громко засопел, а он засмеялся.

– Не обижайся. Не девица же. Хочешь покататься на моем мотоцикле, на итальянском «гуцци»?

– Разве у вас не «крайдлер»?

– Не надо со мной на «вы». У меня был «крайдлер». А что?

– А почему «гуцци»? Лучше?

– Лучше? Да ты что, это все равно что сравнить «мерседес» с двухцилиндровым «гогго»-мобилем.

Его руки были сплошь в самодельных наколках: якоря, пламенеющие сердца, крест на холме. А еще надпись: Джонни любит… Я чуть вытянул шею, но так и не смог прочесть, кого любит Джонни. После «любит» следовал пробел, бледный овал. А дальше еще один рисунок – русалка с мечом. И снова послышался звук спускаемой воды. Маруша вышла из туалета, но на нас не глядела. В карманах халата сжатые кулаки, губы плотно сомкнуты, взгляд направлен на телевизор, но там, кроме рамки, ничего больше нет.

Джонни протянул руку.

– Не разыгрывай сцен. До завтра пятно пройдет.

Он попытался шлепнуть ее по заднице, но она увернулась и погладила меня по волосам.

– Спасибо, Юли. И иди спать, слышишь. Уже поздно. Я тоже пойду.

Задрав подбородок, она вышла из квартиры, не удостоив Джонни взглядом. Но он подмигнул мне, и вскоре я вновь услышал хихиканье в темноте. Негромко звучала песня Beatles.