Конечно, и уголовный случай, как и исторический факт, может служить материалом для выводов, обобщений. Но эта индуктивная деятельность имеет уже цель, лежащую вне процессуальной задачи, -восстановить прошлое событие в его конкретной форме.
Прошлое индивидуальное событие единично, не повторяется и не может быть рассматриваемо как представитель целого класса подобных явлений.
Преступление подобно тому, как и вся история, есть ничто иное, как предание, нуждающееся еще в большей степени в критике, нежели чувственный опыт, потому что истина, передаваемая преданием, часто искажается, переходя сквозь призму чужого убеждения, и окрашивается свойственным этой призме цветом. Очевидец, передающий свои личные впечатления, может или сам ошибаться или умышленно ее изменить, изукрасить, выдумать. Шансы ошибки удваиваются, когда истина пройдет через две такие среды, учетверяется, когда через четыре и т.д.
Наконец, из двадцатых уст слышится безобразный миф, уродливое сказание, в котором бесконечно малая доля правды исчезает совершенно в растворе обмана, выдумки и лжи. Так, между прочим, истина ускользает и от суда, остается скрытою, являются судебные ошибки, эти неизбежные спутники человеческого правосудия.
Прошлый индивидуальный факт восстанавливается в том виде, в каком он имел место в действительности.
Преступление может быть восстановлено только на основании тех исторических единичных фактов, которые подарены правосудию случаем.
He следует забывать, что все преступления вообще, а в особенности, самые важные из них, совершаются по обдуманному плану в потемках, в таком месте и в такое время, где присутствие свидетелей исключено заранее, хотя в большинстве случаев, несмотря иногда на самую заботливую предусмотрительность виновного, оставляют за собою какие-нибудь следы, по-видимому, ничтожные, которые дают возможность найти виновника преступления, как охотник разыскивает свою добычу, или сопровождаются такими обстоятельствами, которые ведут к открытию и наказанию преступника. "На всякого мудреца довольно простоты", — и почти всегда какая-нибудь мелкая оплошность преступника ниспровергает самый хитрый расчет. Невсегда виновный владеет собою, невсегда он бывает в состоянии взвесить каждый свой шаг.
Один историк говорит: факт почти всем известный, что нет того события, как бы оно ни было тайно задумано, чтобы о нем не говорил народ за два дня. Задумавший не в обыкновенное время, напр., завтракает, не на те предметы обращает внимание, на какие обыкновенно обращал, задумавшись, как-нибудь бросит взгляд на оружие, швырнет книгой... Из минутных явлений окружающие выносят такое впечатление, что что-то такое им задумано, что-то готовится... Вглядевшись в личность, определяют, в каком духе она должна действовать. Точно так же и в явлениях частной жизни... Один старый кавказский генерал рассказывает, что когда, бывало, он назначает экспедицию в строжайшей тайне, все начальники молчат, a уже за два дня все кашевары знают, что будет экспедиция.
Общечеловеческая природная ограниченность усугубляется еще в деле правосудия особой, специально-судебной ограниченностью, которая необходимо вытекает из особенной специальной задачи, преследуемой и осуществляемой процессуальными средствами, особенностями каждого обсуждаемого случая и тем, в какой степени легко представление объяснений или опровержении.
В судебных исследованиях число фактов, подлежащих судебной оценке, ограничивается существенными обстоятельствами данного случая и теми средствами исследования, которыми располагает в данном месте и в данное время.
Практические цели судебного исследования ставят ему узкие пространственные и временные пределы. В судебном исследовании ввидах насущных интересов жизни, ввидах возможно скорого применения уголовной кары к виновнику совершенного преступления обязательна известная скорость в решений дел.
При бедности средств раскрытия истины юстиций при составлении выводов, или заключении приходится создавать гипотезы, так как большей частью дело идет только о вероятности, ибо почти все дела в нашей жизни основываются на вероятностях, и мы обыкновенно удовлетворяемся более или менее высокой ее степенью, постепенно привыкаем пренебрегать теми сомнениями, которые вытекают из действительного положения вещей, если они основаны на предположении хотя и возможного, но при обыкновенном ходе вещей невероятного. Подобные сомнения не препятствуют нам признать истинным обстоятельство, по поводу которого они возникают.
Судебное исследование не есть научное исследование. Стремление к отвлеченной истине имеет перед собой бесконечность во времени и пространстве. В научном исследовании число существенных для дела фактов может быть увеличено посредством экспериментов.