Неумолимые законы правосудия, судебная справедливость не могут ни в каком случае подчиняться каким бы то ни было посторонним соображениям. Поэтому присяжные заседатели, решая вопросы, не должны останавливаться на соображениях, не относящихся к прямой, ясной и высоконравственной их обязанности пред государством и обществом и вдаваться в область неопределенную и гадательную, не должны вступать на путь теоретических умозрений и юридических тонкостей, чуждых призванию судей совести, не должны останавливаться, напр., на мнении иностранцев о способности их к отправлению правосудия или на требованиях общественной пользы, или обсуждать, достаточно ли подсудимый наказан долговременным заключением или испытанным на суде душевным страданием, так как должны произнести приговор о том виновен ли подсудимый и не имеют права говорить "не виновен" потому только, что подсудимый, по их мнению, довольно испытал неудобств и стеснений. Если, напр., закон, по мнению присяжных заседателей, не правилен, если и действительно закон относится к некоторым преступлениям строго, если в некоторых случаях наказание и не соответствует преступлению, то, все-таки, не дело присяжных заседателей исправлять этот недостаток закона, стремиться своим приговором побудить законодателя изменить закон. Они не могут дополнять волю законодателя, напр., по нравственным или религиозным соображениям, хотя бы и уважительным, но законодателю чуждым, таким требованием, о котором он сам упомянул бы, если бы считал необходимым. Они только судьи, а не законодатели ни прямые, ни косвенные. Недостатки закона не могут быть устраняемы судебною властью, которая обязана ясный и определенный закон, несмотря на все его несовершенства, применять по точному его смыслу и разуму.
Если суровые наказания ожесточают сердца, то и послабления, сделки с совестью, безнаказанность виновных развращают дух народа и заставляют смотреть на судей как на проповедников преступления.
Если на законы благотворно влияют судебные процессы, то, конечно, не приговорами в них постановленными, а фактами, в них раскрытыми.
Нельзя отрицать, что есть, однако, исключительные случаи, где и приговоры присяжных, повторяясь однообразно в течение долгого времени, могут служить для законодателя указанием на то, что представители общественной совести не видят вины в деянии, которое признается с формальной точки зрения, нарушением закона, который устарел, вследствие того, что экономические и административные условия, его вызвавшие, исчезли или изменились. Но таковы проступки не против прав известных лиц или общества, а против целой системы правил, которые уже опережены жизнью, напр., против паспортной системы. Но законодатель никогда не может черпать для себя указаний в таких приговорах, которые относятся не к проступкам против временной системы, а к преступлениям, нарушающим вечные понятия, давным давно выраженные словами "не убий, не укради".
Достоинство судьи состоит в мудрости его приговоров. В каждой самостоятельной профессии образовывается одна характеристическая, преобладающая в ней черта: военному больше всего нужна неустрашимость, духовному лицу — благочестие, профессору — ученость, натуралисту — наблюдательность, художнику — чувство красоты, судебному деятелю — беспристрастие.
В храме правосудия правда, беспристрастие, уважение к личности и к собственности должны находить себе верное убежище. С правосудия не должна спадать повязка: оно должно быть равно для всех. Оно не должно различать ни богатых, ни бедных, ни сильных, ни слабых, ни знатных, ни низких, ни маленьких, ни высоко поставленных, ни тех, кто все имея, чтобы не поддаться соблазну, не устоял перед ним, ни тех, кого на беду толкнула нищета, безрассветное невежество. Перед судом есть только обвиняемые, ожидающие от него справедливого приговора.
Приговор присяжных заседателей несомненно имеет общественное и воспитательное значение. Перед ним должна преклониться вся страна, потому что нет общества, которое могло бы существовать без уважения к правосудию.