Юрий Андропов. На пути к власти

Докладная записка военного корреспондента «Правды» М.М. Шура[15]в редколлегию газеты

Карельский фронт 31.07.1944 г.

Секретно

В редколлегию «Правды»

Докладываю о положении в Карелии.

Наступательные бои, начавшиеся на Свири 21 июня, имели несомненный успех. Через 7 дней после прорыва были освобождены Петрозаводск, Медвежьегорск, Кондопога, Олонец и многие другие пункты – огромная территория на востоке и юге Карелии. Упорные бои происходили лишь на Свири, затем под Олонцом, под Салми и под Питкярантой. Многие пункты финны сдавали без боя или оставляли заблаговременно, что свидетельствует о правильной и умелой тактике наступления. Противник стремился оторваться от наступающих, пользуясь преимуществом в дорогах: он легко подрывал мосты и таким образом гарантировал себе определенное время для эвакуации техники. При всем этом финны, однако, понесли серьезные потери (хотя, впрочем, основные силы сохранили). Потери им нанесены благодаря тому, что наши войска, впервые на этом театре [военных действий] по-настоящему применили сложный лесной маневр и преодолели все связанные с ним трудности, которых не встречают войска Юга, средней полосы России и Белоруссии. Редкая сеть дорог, обилие болот и непроходимых лесных массивов, тянущихся на сотни километров, резко пересеченная местность и множество озер – все это вынуждает вести бои по направлениям, а маневрирование означает строительство колонных путей, прокладку гатей, вывод войск по тропам и бездорожью (мелкими группами с одним пехотным оружием для просачивания на фланги и в тыл противника). Наступление потребовало от войск колоссального физического напряжения и большой выносливости. Выдержку и выносливость обнаружили все наступающие подразделения. Особенно отличились бойцы 37 гвардейского корпуса генерал-лейтенанта [П.В.] Миронова, державшие наивысший темп лесных маршей.

Ни на одной дороге финнам не удалось застопорить движение. Они вынуждены были оставлять без боя долговременные оборонительные укрепления, так как наступающие обходили их и создавали угрозу с тыла. На маневр наших войск по лесу, по болотам противник во многих случаях совершенно не рассчитывал.

Успех наступающих тем значительнее, что в густом лесу чрезвычайно сложна работа артиллерии. Цели не видны не только с огневых позиций, но и с передовых наблюдательных пунктов, расположенных в боевом охранении. Артиллерия вынуждена бить по площадям. Темп движения был высок, несмотря и на то, что в лесу и в болотах исключительно трудно применить танки. Танки фактически превращались в самоходные пушки. Но и танкисты в лесных боях проявили, наряду с доблестью и героизмом, много инициативы и изобретательности. Некоторые подразделения сами прокладывали себе дорогу.

К середине июля войска фронта вышли на рубеж Питкяранта – Лоймола – Суоярви – Лонгонвара, достигнув в районе северо-западнее Суоярви государственной границы. Это несомненный успех, если считаться со всеми специфическими трудностями карельского театра [военных действий]. Некоторые части за две недели прошли 200–250 километров по местности, наихудшей для наступающих и наилучшей для обороняющихся.

Вполне естественна и пауза, потребовавшаяся войскам Карельского фронта для накопления боеприпасов, освоения дорог и для некоторых перегруппировок. Сейчас войска, продвигаясь частью сил на правом фланге, ведут разведку на рубеже Питкяранта – Лоймола, где финны создали прочную оборону. Естественный рубеж – скалы, крутые берега рек, межозерные перешейки – они усилили фортификационными сооружениями большой мощи. Противник сосредоточил на этом рубеже много огневых средств и войск. Мы, в свою очередь, делаем необходимые приготовления к прорыву этого рубежа. За ним лежит второй, не менее сильный рубеж, и лишь после преодоления второго рубежа (Янисйоки[16]) откроется путь на Сортавалу и станет возможным соединение наших войск с войсками Ленинградского фронта.

В тактике финнов нового ничего нет. Обычная система заграждений, короткие арьергардные бои. Но оборонительные сооружения противника сделаны по последнему слову техники и обошлись, конечно, Финляндии недешево.

Поведение противника. Финны нанесли республике огромный материальный ущерб. Они ограбили всю Карелию. В земледельческих районах они вывозили полностью весь урожай, не оставляя ни пуда муки, ни пуда картофеля. Всех крестьян финны превратили в батраков, введя денежную оплату сельскохозяйственного труда. Колхозники не получали ничего из продукции колхоза[17]. Им платили деньги и за деньги они получали по карточкам финскую суррогатную муку с примесью бумаги. Наивысшая норма была – 12 кг муки в месяц. Финны хищнически пользовали лесные участки, вывезли в Финляндию огромное количество леса и древесины. На лесоразработках применялся принудительный труд населения, в частности, русских людей, сидевших в концлагерях.

В отношении русского населения финны вели открытый террор. Русские поголовно содержались в концлагерях. Карелы получали «привилегии» – ходили на свободе. Но и карелы подвергались издевательствам, грабежам и насилиям. Не получив никакой поддержки от карел, финны жесточайшим образом расправлялись с лучшими людьми карельского народа. Народ отвечал на зверства колонизаторов партизанской борьбой, вредительством, диверсиями. Выявились сотни героев-карел, поднявшихся на смертельную борьбу с фашистами. Стране известны имена Героев Советского Союза Мелентьевой и Лисицыной, олонецкой карелки Насти Звездиной, зверски расстрелянной финнами. Но кроме этих людей в борьбе с финнами участвовало множество карел – и старики вроде супругов Васильевых в Ведлозере, и Мария Артемьева, и Федор Исаков – комсомольцы, и беспартийный колхозник-печник Тучин, вступивший в подполье в партию. В Шелтозере была массовая карельская подпольная организация (не партийная, а советская подпольная организация, состоящая из беспартийных людей, лишь впоследствии вступивших в партию). Подпольные организации были во многих районах. Вся молодежь сочувственно относилась к партизанам, десантникам, подпольщикам[18]. В деревнях я видел бережно хранившиеся у девушек потайные сборники «пленных песенок».

О героях-карелах я написал в специальной корреспонденции. Думаю, что на эту тему в «Правде» следует выступить. Я намеренно останавливаюсь на поведении карел потому, что в некоторых воинских частях и штабах распространено вздорное и совершенно необоснованное мнение, будто карелы негостеприимны к Красной Армии, сжились с финнами, враждебны к советской власти и т. п. Недальновидные люди, живущие этими настроениями, не хотят видеть того, что карелы (в отличие, например, от крымских татар) не дезертировали из Красной Армии, а наоборот, сражаются в ее рядах; что карелы, далее, не служили и не служат у финнов (за исключением карельских белогвардейцев, бежавших из СССР в 1922 г.); что карелы не ушли с финнами, несмотря на активную агитацию, и даже несмотря на подачки финнов и на национальное родство; что карелы, наконец, выдвинули массу героев. Что касается поведения карел сейчас, то подавляющее большинство честно и самоотверженно работает на пользу фронту. В деревнях начался сейчас массовый сбор продовольствия в фонд помощи Красной Армии. Вносят телят, тонны хлеба и картофеля. Народ с утра до вечера работает на строительстве дорог и мостов. Но карелы – хладнокровный, молчаливый народ. В первые дни многие из них побаивались выходить из лесу. Они присматривались, не враждебно ли отнесется к ним армия, не накажет ли она их за то, что они оставались с финнами. Легкомысленные политработники некоторых частей видели в этом враждебность. Эти же люди, поверхностные и недальновидные, сквозь пальцы смотрели на отдельные факты мародерства и хулиганства по отношению к карелам. Были случаи увода коров, порчи посевов, разграбления имущества. Были хамские выходки со стороны всяких проходимцев, провоцирующих вражду населения к Красной Армии. А на днях произошло совершенно вопиющее безобразие. Поэт майор Павел Шубин, работающий во фронтовой газете и неоднократно устраивавший пьяные дебоши, увенчал свою «литературную» карьеру новым творением: он явился в одну карельскую деревню, вызвал из первого попавшегося дома всех жильцов и объявил им, что карелы будут выселяться в Сибирь, и что он лично через две недели явится их выселять. Затем Шубин отправился дальше по деревне, встретил двух девушек, одну из них увел в сторону от дороги к будке и, угрожая оружием, начал насиловать, ударив ее рукояткой пистолета по голове. Случайно оказавшиеся поблизости офицеры задержали насильника и вырвали у него окровавленную девушку. Я читал в прокуратуре показания свидетелей – бойцов и офицеров, местных жителей и самой потерпевшей, – а также заключение военного врача, освидетельствовавшего потерпевшую. К сожалению, Шубин до сих пор ходит на свободе, а работники Политуправления [Карельского фронта] затеяли собственное расследование с явным намерением замазать преступление. Этот эпизод вызвал глубокое возмущение у жителей Олонца (это произошло там). Он их потряс своей дикостью. Нужно было бы по крайней мере публично судить негодяя. Но с этим не считаются, словно наших военных работников не заботит чистота репутации советского офицера и бойца.

О вздорных и глупых «придирках» к карелам рассказывали мне партийные и советские работники освобожденных районов, возмущенные бездеятельностью некоторых политорганов и их политической близорукостью.

Так обстоит с «карельским вопросом». Лично я могу со всей ответственностью заявить, что карелы вели себя при противнике и встретили затем Красную Армию ничуть не менее достойно, чем население Кубани, Дона, Украины, где мне пришлось побывать во время наступления[19]. Что же касается сопротивления врагам, то по этой части карельскому народу есть чем гордиться: он дал массу героических бойцов. Думаю, что надо рассматривать всякие разговоры о враждебности карел, оскорбительные выходки по отношению к ним, распространение слухов о выселении, – как проявления шовинизма и черносотенщины.

М. Шур.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 332. Л. 85–90. Машинописная копия.