Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

Понравилась только вписанная в последний момент (судя по всему, одним из руководителей международного отдела ЦК Вадимом Ва­лентиновичем Загладиным) фраза: «Если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся... Поэтому порой вынуждены действовать, так сказать, эм­пирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок».

Этот пленум, по словам Печенева, был временем разочарования в Андропове, «коего я, как и многие другие «аппаратчики», до этого идеализировал». Он очень плохо выглядел — «говорил, часто запи­наясь, перебирая листки текста старчески дрожащими руками».

Единственное, что запомнилось участникам пленума, — внезап­ная реплика Андропова, который вдруг прервал докладчика. Черненко зачитывал очередной абзац из своего доклада насчет необходимости давать принципиальную партийную оценку «действиям тех лиц, которые поют с чужого голоса, распространяя всякого рода сплетни и слухи».

Вот тут Андропов вмешался и жестким голосом произнес при гробовом молчании зала:

— Мне известно, что в этом зале находятся люди, которые позволяют себе в беседах с иностранцами распространять ненужную и вредную для нас информацию. Я не буду сейчас называть фамилии. То­варищи сами знают, кого я имею в виду. И пусть они запомнят, что это — последнее им предупреждение.

Партийные старожилы, возможно, помнили, как двадцатью года­ми ранее нечто подобное произнес Никита Сергеевич Хрущев. В Екате­рининском зале Кремля руководители партии и государства в марте 1963 года встречались с деятелями литературы и искусства.

Вдруг Хрущев встал и свирепо заявил:

— Всем холуям западных хозяев — выйти вон! Никита Сергее­вич имел в виду, что кто-то из писателей

поделился впечатлениями о прошлой встрече с иностранными кор­респондентами. И сурово пригрозил:

— Применим закон об охране государственных тайн! Но тогда перед Хрущевым в зале сидели сомнительные,

с точки зрения партийных чиновников и чекистов, люди — поэты, художники, актеры. Андропов же обращался к высшей номенклатуре, тем немногим чиновникам, кого приглашали на пленумы ЦК. Поэтому его слова прозвучали особенно зловеще,

СБИТЫЙ «БОИНГ»

Во внешней политике новый генеральный секретарь занял еще более жесткую позицию. Он постоянно говорил о возможности внезап­ного нападения со стороны Соединенных Штатов и НАТО и, похо­же, сам в это верил.

В феврале 1980 года в Москву прилетели министр госбезопас­ности ГДР Эрих Милькс и его заместитель по разведке Маркус Вольф. Андропов лежал в больнице, но принял гостей. «Никогда еще я не ви­дел Андропова столь серьезным и подавленным, — рассказывал Вольф. — Он обрисовал очень мрачный сценарий, по которому атомная война представляет реальную угрозу».

В конце мая 1981 года на Всесоюзном совещании руководящих работников органов и войск КГБ Андропов сказал, что главная задача нашей разведки — не просмотреть военных приготовлений противника, его подготовку к ядерному нападению. В КГБ разработали крайне до­рогостоящую систему предупреждения о ракетно-ядерном нападении, которая включала контроль не только за активностью натовских шта­бов, но и закупками медикаментов и запасов крови для больниц и госпиталей. Такие же указания получили разведки социалистических стран. В ГДР началось строительство запасных командных пунктов на случай войны.

Это была самая крупномасштабная разведывательная операция послевоенного времени, продолжавшаяся с 1981 по 1984 год. Особую важность операция приобрела в 1983 году.

«МИД остался вне этой операции, — писал советский посол в Вашингтоне Анатолий Федорович Добрынин. — Никаких телеграмм или поручений на эту тему нашим послам не направлялось. Я сам узнал об этом лишь от резидента КГБ. Правда, мы с ним расценили все эти опасения довольно скептически, но должны были все же серьезно от­нестись к ним, поскольку Москва могла располагать секретной инфор­мацией, о которой нам не было известно».

Новый американский президент Рональд Рейган, вступивший в должность в январе 1981 года, занял очень жесткую позицию, от ко­торой в Москве отвыкли.

«Когда в 1982 году Брежнев наконец скончался и главный пост страны занял Андропов, — писал американский журналист Строуб Тэл­бот, — я почувствовал в Арбатове и Примакове новую отвагу и уве­ренность: в СССР наконец-то появился лидер, который заставит все работать и снова поставит советскую власть на равную ногу с занос­чивым и напористым Западом».