Юрий Долгорукий

   - Давыдовичи... Добрыми союзниками нам не будут, но и Мстиславичам на них надеяться напрасно. Не примкнут они к Мстиславичам, только о своей выгоде заботятся. Думаю, с ними договориться можно, хотя веры им нет...

И снова согласился Святослав Ольгович, добавив от себя, что сильно злобятся Давыдовичи на великого князя Изяслава Мстиславича, что не допустил конечной погибели князей Ольговичей и даже брата Игоря из тесного заключения отпустил, перевёл на сладкие хлеба в киевский монастырь.

А Юрий продолжал перечислять:

   - Мой дядя Святополк Владимирович Туровский, хотя втайне против Мстиславичей, но слаб и нерешителен. Однако сбрасывать его со счета неразумно, остался Святополк старшим из всего княжеского рода. В споре за великое княжение может своё веское слово сказать. Ещё князья Владимировичи - Василько и другие, что отчины в опасной близости от Венгрии и Польши имеют. У тех только на нас надежда. Затаились до поры, но с нами будут...

   - Всё-то ты разложил, как на столешнице, - криво усмехнулся Святослав. - А обо мне как думаешь?

   - Не обижайся, брат Святослав, но отчина твоя зажата промеж Суздалем и Черниговом. Чего можно ждать от Давыдовичей — сам ведаешь. Одна у тебя дорога - вместе с Суздалем, и на той дороге я тебе верная опора...

Долго молчал Святослав, шевелил губами — прикидывал. Наконец улыбнулся открыто, спросил как бы с шуточкой:

   - Крест целовать или на слово друг другу поверим?

   - На слово, княже!

Князья обнялись, троекратно облобызались, заговорили просто, буднично - о неотложных княжеских делах. Юрий посоветовал Святославу Ольговичу вывести свою рать из смоленских волостей и поставить за Окой, в Серенске или в ином крепком месте. А как суздальское войско из-под Торжка возвратится, Юрий пошлёт за Оку своих воевод с полками. Будет о чём поразмыслить Давыдовичам...

О себе Юрий сказал так:

   - На Москве пока поживу. Буду отстраивать крепкий град. Приезжай, княже, на макушке лета, в новом граде пировать будем. А может, и свадьбу сына моего Андрея в Москве сыграем. Быть тогда тебе, княже, посажёным отцом!

7

Кремлёвский холм лысой медведицей прилёг в углу между Москвой-рекой и речкой Неглинной; на оконечности холма бор был уже вырублен и стояла малая крепостица — частокол над неглубоким рвом, дозорная башенка. Неказистая была крепостица, слабая; Юрий Владимирович как посмотрел, так и решил раскатать несуразное строение по брёвнышку и ставить крепкий град.

Недоволен был Юрий. Казалось, давным-давно приговорили ставить город на Москве-реке, а вместо дела одни разговоры. Дескать, радеем, княже, поспешаем. Вот оно, их поспешание!

Нерадивых тиунов Мазилу и Поплеву князь велел отставить и отослать в дальнюю вотчину, ратайными холопами. И поделом! Даже от леса кремлёвский холм не расчистили, а лес ещё ошкурить и высушить надобно, прежде чем употреблять на градное строение!

Только когда прибыл из Владимира проворный тиун Иван Пыпин, работа закипела. Приехали артели лесорубов и градодельцев из Ростова, Суздаля, Владимира. Обозами приходили мужики из соседних волостей, ставили шалаши возле Великого Бора. Грелись у костров — апрель выдался не морозный, но студёный. Костры пылали всю ночь, благо сучьев — прежних и новорубленых - было вокруг много.

А с рассвета до заката в Великом Бору слышался бойкий перестук топоров, тяжкий гул падающих сосновых стволов. Из этого строевого соснового леса — кремлевника — будут складывать град.

Отступал Великий Бор от устья речки Неглинной, надрывались пахотные мужицкие лошадёнки, верёвками вырывая из оттаявшей земли чёрные пни.

Тиун Ивашка Пыпин метался на лохматой проворной лошадёнке, и казалось людям, что он одновременно везде: ругается пронзительно, плёточкой помахивает, наставляет страдников, подсказывает и исправляет. При таком тиуне не заленишься!

Потом ещё людей подвалило. Землекопы пришли рыть ров и насыпать вал. Тиун Пыпин самолично отмерил полукруг от Москвы-реки до Неглинной, обозначил колышками:

   - Тако копайте!

Стёсывали лопатами склоны холма, чтобы стали ещё круче, неприступнее.

Крепкие стены складывали не только от поля, но и над крутизной холма, дружинные избы ставили - не на малую дружину, но на сотни воев. В сотне шагов от Боровицких ворот, выводивших к устью Неглинной, умелые владимирские мастера возводили из сухого леса храм Иоанна Предтечи. Храм возводился в память покойного Иванка Юрьевича. Зодчий Лука Наровитый, приехавший на Москву несмотря на преклонный возраст (на коня старец всесть уже не мог, всю дорогу пролежал на соломе в телеге), обещал князю Юрию Владимировичу, что храм будет небольшой, но нарядный.

Юрий на кремлёвском мысу появлялся редко — доверял тиуну Ивашке Пыпину. Да и на зодчего Луку Наровитого крепко надеялся — ни одного упущенья не пропустит!

Поуспокоилась мятежная душа Юрия Владимировича, отхлынули на время ратные и державные заботы. Да и чего беспокоиться?

Воевода Пётр Тихмень с сильным полком пошёл за Оку-реку, подкрепил дружины князя Святослава Ольговича. С черниговской стороны стало безопасно.