Юрий Долгорукий

Лето шесть тысяч шестьсот тридцать шестое[102] карами небесными было отмечено особо: на всю Русь обрушился гнев Божий. Случилось великое разлитие рек, дома с берегов и жито с полей водой унесло, потому что с зимы великие снеги лежали до месяца мая и стаяли разом. А летом все жита в цвету морозом побило, отчего учинился глад великий, покупали люди осмину ржи по полугривне, а то и дороже, отчего множество народу померло.

Туга и беда на всех, прости, Господи!

Тяжко было людям на Руси, а новгородцам и того тяжче. Целую гривну за осмину ржи отдавали на торгу, у кого ещё находилось серебро. Ели новгородцы конину, лист липовый, кору берёзовую, мешаючи с соломой, лесной мох. Мертвецы лежали на улицах, и никто не подбирал их. Власти растрясли всю новгородскую городскую казну наймитам, чтобы мёртвых из града вон вывозили и земле предавали, ибо от смрада нельзя было людям из своих домов выходить. Родители детей своих задаром отдавали иноземным гостям, чтобы спасти от неминуемой голодной смерти, а иные новгородцы разошлись по разным странам. К тому же снова была великая вода в Волхове, много хором порушила и брёвна домовые унесла в озеро Ильмень.

Завид Дмитриевич, приявший посадничество по кончине отца, сам в том же злосчастном году помер.

   - Божья кара за грехи наши! Терпите, люди! - вещал с амвона священник Савва и не забывал каждый раз добавлять, что корень-то несчастья из Новгорода произрастает...

Но всё это будет после, а в лето шесть тысяч шестьсот тридцать третье[103] Русь замятежилась от кончины великого князя Владимира Всеволодовича Мономаха.

Знали ведь многие люди, что старый князь давно недомогает, сам в походы не ходит, в Киев наезжает редко — больше отлёживается в своём загородном дворце у реки Альты, где и церковь собственным иждивением и трудами построил и богато украсил, но всё равно кончина великого князя показалась ошеломляющей неожиданностью. Рухнул столп, на котором покоился державный порядок, и замерла Русь в тревожном ожидании.

Скончался Владимир Всеволодович Мономах во дворце на Альте, возле любезной ему новой церкви, которую строил торопливо, будто предчувствовал смерть свою.

Случилось это в девятнадцатый день весеннего месяца мая.

Май считали на Руси несчастливым, неверным месяцем. Пословицы даже сложили:

«Май обманет, в лес уйдёт».

«Май теплом поманит, да морозцем обдаст».

«Ай, ай, месяц май, не холоден, так голоден».

«В мае родиться - весь век промаяться».

«В мае жениться - весь век промаяться».

Считалось, что в мае нельзя начинать никакого важного дела, а если, кто начинал и терпел неудачу, ему говорили с насмешливой укоризной:

   - Захотел ты в мае добра!

Тут же не о жизни мизинного человека и не о семейном благополучии шла речь, но о судьбе Великой Державы.

Старики, кивая на обманчивый май, предрекали всяческие беды.

Но на этот раз май оказался благосклонным, смена власти прошла без княжеской замятии и народных мятежей. Князья дружно съехались на похороны великого мужа.

Юрий поспешал как только мог. С немногими гриднями-телохранителями и боярином Василием (престарелый тысяцкий Георгий Симонович не выдержал бы такой бешеной гонки!), меняя по дороге коней, гнали с рассвета до темноты, но всё равно припоздали - встретили скорбный поезд уже на дороге к Киеву.

По обычаю дубовую колоду с телом Мономаха везли на санях. Глубокие борозды оставались от полозьев на влажной весенней земле, а между бороздами, как бы отчёркнутые ими от остального мира, шли в чёрных траурных одеяниях сыновья покойного великого князя: Мстислав, Ярополк, Вячеслав, Андрей.

Юрий спешился, поклонился телу отца, молча присоединился к братьям - позади Вячеслава, но впереди Андрея (Мономаховичи шли по старейшинству).

Следом, тоже между санными бороздами, в скорбном молчании шествовали внуки Мономаха, бояре и княжии мужи - словно чёрный ручей тихо струился среди весёлой зелени полей.

Сани медленно поднимались на гору по затихшим киевским улицам. Живым частоколом стояли вдоль улиц киевляне, простоволосые, коленопреклонённые, у многих на глазах - слёзы.

На соборной площади Юрий ревниво пересчитывал князей, толпившихся у паперти. Многие явились, многие почтили покойного великого князя!

Будут ли столь же единодушны князья в постановлении Мстислава Владимировича великим князем?

Митрополит с многочисленным церковным причтом навстречу вышел. Почти все епископы были здесь, даже из дальних епархий. Когда только успели приехать? Может, заранее знали?

Великую честь оказывала Русь великому князю Владимиру Всеволодовичу Мономаху!

Положили Мономаха в митрополичьем Софийском соборе, рядом с отцом его Всеволодом Ярославичем и другими великими князьями.

Аминь!

Потом на княжеском съезде без споров поставили великим князем Мстислава Владимировича, старшего сына Мономаха. Может, кто из князей и недоволен был, но скрывали до поры своё недовольство. Не понадобились дружины, предусмотрительно приведённые Мономаховичами к Киеву (за Юрием тоже большая дружина пришла, и воевода Пётр Тихмень был неотлучно при своём князе).

Так, без замятии, произошла смена власти.