Читаем Юрий Долгорукий полностью

Но победы эти пришли не сразу. Половецкие нашествия 90-х годов XI века были оборотной стороной княжеских усобиц, раздиравших Русскую землю, когда князья, по выражению автора позднейшего «Слова о полку Игореве», «мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше». Автор «Слова» писал так о князе Олеге Святославиче — «Гориславиче», как он его называл, — но слова его могут быть отнесены к большинству князей того времени, не исключая самого Мономаха. Начиная в 1096 году войну с Олегом в союзе с киевским князем Святополком Изяславичем, Владимир Мономах, по всей вероятности, думал не только о том, чтобы отомстить Олегу за его дружбу с «погаными» (Олег укрыл у себя и отказался выдать князьям сына убитого Мономахом Итларя), но и о возвращении отнятого у него Чернигова. Война эта, как мы уже знаем, закончилась победой Мономаха и Святополка, выгнавших-таки Олега из Чернигова и вынудивших его сдаться. Но она слишком дорого стоила Руси. В то время как князья осаждали Олега в Стародубе в мае-июне 1096 года, их собственные города подверглись опустошительному нашествию половцев: дважды были разорены окрестности Переяславля; половецкий хан Боняк едва не захватил Киев — половцы сожгли ближние к Киеву монастыри, в том числе Печерский, а также княжеский двор Всеволода Ярославича на Выдубицком холме; сотни киевлян были уведены в плен. Да и Олег не счел себя побежденным и начал новую войну — с сыновьями Мономаха. О результатах этой войны — гибели Изяслава Владимировича под Муромом и победе Мстислава и Вячеслава у Суздаля — мы уже знаем.

Любечский съезд князей осенью 1097 года положил конец войне. Князья признали неприкосновенность «отчинных» владений; Владимиру достались «отчий» Переяславль, города Северо-Восточной Руси, а также Смоленск.

Как оценить итоги съезда лично для Владимира Мономаха? На этот вопрос трудно ответить однозначно. В соответствии с принятыми на съезде договоренностями Владимир Мономах окончательно утрачивал всякие права на Чернигов, который признавался совместным владением князей Святославичей, прежде всего двух старших — Давыда и Олега; третий их брат, Ярослав, получил Муром, также признанный «отчиной» Святославичей, (Отныне у Олега и Давыда будет одна волость на двоих, причем имя Олега всегда будет следовать после имени его брата. Это можно расценивать как его личное поражение, как следствие неудачной для него войны с Мономахом. Но бескомпромиссная борьба Олега за Чернигов принесла ощутимые плоды: отныне этот город будет навсегда закреплен за черниговскими князьями — потомками Олега и Давыда.) Более того, в соответствии с любечскими установлениями Владимир Мономах не мог претендовать и на Киев, который провозглашен был «отчиной» Святополка Изяславича.

Означало ли это ущемление интересов Владимира Мономаха? Внешне все выглядит именно так. Но если учесть, что съезд был созван по инициативе самого Мономаха, что он находился на гребне своих политических и военных успехов и только что одержал решительную победу над своим самым сильным и самым последовательным противником, то принятые в Любече решения предстают в ином свете. Принцип «отчинности» и разделения волостей между князьями обосновывался в Любече необходимостью прекращения княжеских усобиц и защитой Русской земли от половецких набегов. («Почто губим Русьскую землю, сами на ся котору деюще? — говорили князья друг другу. — А половци землю нашю несуть розно и ради суть, оже межю нами рати. Да ноне отселе имемся в едино сердце и блюдем Рускые земли…») Но именно это Владимир и провозглашал в качестве своей главной политической цели; именно об этом он и писал в своем знаменитом письме Олегу, предлагая ему мир. Княживший в Переяславле, на самой границе Русской земли и Степи, он отчетливее, чем кто бы то ни было из русских князей, осознавал пагубность княжеских раздоров и более других был заинтересован в совместной борьбе с половцами.

Казалось, он нашел принципиально новый способ решения княжеских конфликтов: не силой оружия, а путем княжеских переговоров, путем созыва общекняжеских съездов («снемов») и принятия на них совместных решений, скрепленных крестным целованием. И это можно рассматривать не только как важнейший политический результат съезда, но и как успех лично им проводимой политики.

Любечский съезд, несомненно, стал одним из важнейших событий русской истории XI—XII веков. Однако случилось так, что принятые на нем решения не выдержали и малейшего испытания временем, оказались совершенно нежизнеспособными. В начале ноября 1097 года, спустя всего несколько дней после того, как князья покинули Любеч, в Киеве был злодейски ослеплен один из участников съезда князь Василько Ростиславич Теребовльский — ослеплен людьми великого князя Киевского Святополка Изяславича и владимиро-волынского князя Давыда Игоревича, оклеветавшего Василька в глазах Святополка. Это преступление — доселе неслыханное на Руси — взорвало с таким трудом достигнутый мир и привело к новой кровопролитной междоусобной войне, похоронившей любечские установления.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное