Юрий Дроздов. Начальник нелегальной разведки

В общем, с Китаем в то время всё было очень и очень неясно. Хотя неясно было в то время и с Советским Союзом, но это пока ещё не было известно, между тем как события назревали и стремительно приближались. О том можно судить хотя бы по такому фрагменту из воспоминаний Дроздова:

«Начальник Первого главного управления генерал А. М. Сахаровский^{32}, напутствуя меня на работу в Пекине, просил быть осторожным, терпеливым, всё перепроверять, не забывать об истории Китая и его отношениях с Россией, а также об особенностях психологического склада китайцев, который во многом определяет их отношение к другим странам и их поведение с иностранцами.

В конце августа 1964 г. я улетел в Пекин»[67].

Если судить по сказанному, то какой-то уж слишком осторожный, излишне аккуратный инструктаж получился… Ведь в первую очередь нужно было думать об интересах Советского Союза, а «китайский менталитет» — дело десятое!

Между тем работать в КНР было трудно по многим причинам, и не только политическим.

Главная сложность, очевидно, состояла в том, что это была первая резидентура в Пекине, созданная после 1949 года, — то есть советская разведка вновь начала работать по Китаю. Уточним, что разведка работает не «против какой-то страны», а «по какой-то стране». Если вдуматься, то глубокий смысл этого термина станет очевиден: даже добывая секреты, разведка в общем-то не делает ничего конкретно во вред данному государству. Просто получает информацию.

Так как это была первая резидентура, то всё приходилось начинать с нуля, во всём разбираться на месте. Там, где всё отлажено, каждый сотрудник работал по своей линии: кто занимался политической разведкой, кто — научно-технической, а здесь пока ещё разграничений не было, все работали по любым линиям, буквально «нащупывая», у кого что лучше получается. Хотя главной, бесспорно, была политическая линия — следовало дать ответ на вопрос: куда пойдёт Китай, в какую сторону он будет ориентироваться? Выяснить, что знают о Китае «западники», как они его оценивают и что они от Китая ждут.

К сожалению, вопросы эти были заданы слишком поздно: Китай давно уже сориентировался на Запад.

Между тем в Пекине продолжало работать Представительство КГБ при внешнеполитической разведке КНР — подобное тем, что существовали в большинстве других соцстран, и его сотрудники, подобно их коллегам во всех прочих Представительствах, делились с «местными товарищами» своим оперативным опытом, учили китайцев, как нужно работать против врагов. А ведь тогда всё очевиднее становилось, что именно СССР воспринимался Китаем как первый враг.

При этом и резидентура, работавшая по Китаю, и Представительство, обучавшее «китайских товарищей» азам разведки, были подчинены Дроздову, главному резиденту. Как свидетельствовали сотрудники, работавшие в то время в КНР, в результате этого были каша и путаница. Но Юрий Иванович вскоре во всём разобрался, и вполне возможно, что это по его инициативе уже в октябре 1964 года Представительство было упразднено.

Между тем условия работы в Китайской Народной Республике коренным образом отличались от условий работы — как бы поточнее выразиться? — в нормальных, скажем так, странах.

«Агенты из числа китайцев частично были отозваны или потеряли свои возможности, частично отказались от сотрудничества из страха или идеологических соображений. Новые вербовки, особенно должностных лиц, стали практически невозможными. Все контакты происходили под пристальным демонстративным наблюдением китайских спецслужб. Человек с европейской внешностью сразу привлекал к себе внимание и ходил окружённый толпой воинственно настроенных хунвейбинов. Разведка использовала агентуру из числа монголов или среднеазиатов, но полезной информации она почти не приносила»[68].

Ветеран разведки, работавший в Поднебесной вскоре после отъезда оттуда Юрия Ивановича, рассказывал:

«Что такое Китай? Глаза везде! Глаза, глаза, глаза… И белое лицо, где бы ни появилось, оно как бельмо в этом узком глазу. Сразу бросается! Помню, мне пришлось проводить тайниковую операцию. Места, подобранные моими предшественниками, были вполне нормальные — с нашей „официальной“, формальной точки зрения. Но не в глазах людей, которые наблюдают за нами. Например, нам нельзя было оставлять следы на снегу — местные ходили в резиновых тапочках без каблука, а там, где мы появлялись, был каблук. Ну и потом, у нас от них всё отличалось — цвет лица, одежда, фигура, рост — всё! И кто тебя заметит — наружное наблюдение или добровольцы, которых было очень много, — попробуй пойми. Китайцы в тот период имели такое указание: где бы ни появился „сулян“, то есть советский, немедленно сообщать родителям, старшему по подъезду, по дому — и в полицию! Такие вот были замечательные условия! Поэтому работать надо было чётко, относиться к делу очень серьёзно. Я понимал, что каждый тайник — это не только человеческая жизнь, но и межгосударственные отношения… Ошибки здесь были недопустимы!»