Страна вновь погружалась в хаос. Но Мао, похоже, это ничуть не смущало. Наоборот, он сам провоцировал бунт. Казалось, стареющий вождь получал огромную дозу адреналина, дирижируя массовым движением. Он шёл ва-банк, чувствуя, что его окружают враги. И для того чтобы сокрушить „заговорщиков“, вновь обратился к народу. Он знал, что такой манёвр был беспроигрышным. На этот раз он бросил клич неопытной и фанатично преданной ему молодёжи — студентам вузов, а также учащимся техникумов и средних школ. Именно это „пушечное мясо“ должно было стать его новой гвардией, перед мощным натиском которой ни один чиновник, „идущий по каппути“, не мог бы ни за что устоять.
Он уже давно размышлял о необходимости более глубокого вовлечения молодёжи в „подлинную социалистическую революцию“. Именно „классовую борьбу“ он считал самой главной дисциплиной. От большинства же других предметов, которые изучались в учебных заведениях, был, по его мнению, только вред»[81]
.«Основной удар приняла интеллектуальная составляющая китайского общества — профессура, писатели, учёные, художники, врачи, партийные работники, генералитет; дискредитируются и подвергаются репрессиям потенциальные политические оппоненты Мао — Лю Шаоци, Дэн Сяопин, Пэн Дэхуай, Чжу Дэ, Уланьфу; диктатуре не нужны свободно мыслящие люди, способные к анализу и оценке действий власти и её результатов не по идеологическим лекалам партии, а в соответствии с законами философии, экономики, морали, элементарной логики, наконец, здравого смысла»[82]
.«Подросткам предоставлялась возможность расправляться со всеми, кто кажется врагом, буржуазным реакционером. Прежде всего они взялись за своих учителей. Классы превращали в тюрьмы, над педагогами издевались, били, пытали. Молодёжь освобождал от всякой ответственности лозунг Мао: „В ходе Великой культурной революции необходимо полностью покончить с таким явлением, как господство буржуазной интеллигенции в наших учебных заведениях“.
С конца августа по конец сентября 1966 года в Пекине хунвейбинами были убиты 1722 человека. К началу октября из городов были изгнаны свыше 397 тысяч человек „нечисти“»[83]
.Всё это так, да только не совсем так, потому как оказывается, что у Председателя Мао, «режиссёра» этого чудовищного спектакля, были некие тайные советники из-за океана и с другого края Евразии. Вот что говорил Юрий Иванович, отвечая на вопрос корреспондента телеканала «RT»:
«Нет, не только американские… В этой работе участвовали очень многие, в том числе, в частности, участвовали представители Швейцарии. Я говорю о Швейцарии по той простой причине, что в Шанхае, в Школе воспитания и подготовки кадров культурной революции, работали швейцарцы, которые знакомили китайцев с материалами, точнее — с разработками, как ни удивительно — розенберговскими{36}
, то есть из гитлеровской Германии по управлению большими массами населения. Вот откуда появлялись большие группы хунвейбинов, насчитывавшие в годы „Культурной революции“ до пятисот — шестисот тысяч человек! Со строгой организацией, со строгой культурой и довольно интересные по характеру своей деятельности»[84].Вот так! Нам казалось, что вся эта вакханалия имела чёткий штамп «Made in China», тогда как исполнение «проекта» осуществлялось по рецептам Третьего рейха, а в роли наставников выступали «цюрихские гномы»! Сейчас-то всё наоборот: берёшь товар с уверенностью, что он из Германии или Швейцарии, а потом выясняется — «China»…
Впрочем, мы не о том.
Как же отразилась пресловутая «культурная революция» на жизни и работе советских разведчиков? Естественно, самым отрицательным образом.
Генерал-лейтенант Иван Юрьевич рассказывает:
«Китайцы тогда на нас смотрели плохо — мы стали врагами, но нам повезло, у нас не было больших неприятностей — нас не били. Сотрудники резидентуры не залезали ни в какие ситуации, которые бы их провоцировали…
Но вообще плохого было много.
В частности, китайцы отказались нам готовить — ладно, тогда у нас приехали солдаты-таманцы, армейские повара из Таманской мотострелковой дивизии. Когда на первый дипломатический приём они пришли все стриженые, то наши коллеги из социалистических стран, которые во время „культурной революции“ также лишились местной обслуги, посмотрели на них и решили: „А это выход!“
Солдаты были поварами, а вот с прачками был вопрос. Стирали сами. А так как у многих в то время уезжали семьи, то мужикам было нелегко. Мы собирались вечером на бассейне, все жили там, рядом, и обсуждали, кто как выходит из положения, делились опытом. Победил один товарищ, который заявил: „Я очень просто делаю. Всё кидаю в ванну, а когда много всего накопится, то залезаю в ванну сам, включаю душ и быстро-быстро перебираю ногами. Да, и туда ещё мыло! И оно стирается, стирается…“
Людмила Александровна тоже стирала, но ей помогали — жена водителя, в частности. Они вместе и стирали, женщины…»