Юрий II Всеволодович

— Вестимо, государь! — готовно отозвался Анисим Хват, радуясь видеть великого князя.

Молодые мечники вразнобой поддержали:

— Как же? Не подобает рукава висящие на землю опустить и тако топтаться!

— Чай, мы тебе крест целовали на верность.

Юрий Всеволодович и не ждал других слов, но все-таки твердость и решимость соратников придала ему силы и укрепила.

— Но где теперь татары, которые нас тут побили?

— А во-она, где пожарище.

— Уж не вы ли всемером их погнали?

— Куды нам! Тут такое приключилось… Прискакали с дымами — это, мы догадались, вестовщики такие, за подмогой примчались. Махали дымами и кричали что-то. Только одно слово мы разобрали: «Бурундай».

— Главный воевода у Батыя. Куда ж им подмога потребовалась?

— Не слышишь рази, что за бором деется?

Юрий Всеволодович прислушался, удивляясь, как он до сих пор не уловил явственного гула ожесточенной сечи.

— Князь Василько?

— Надо быть, он.

— За мной!

Лекарь сидел на снегу и осенял частым крестом удалявшихся всадников.

Юрий Всеволодович вел дружинников кружным путем, чтобы обойти лесной пожар с наветренной стороны, собрать по пути рассеянных и бежавших ратников и, главное, застать татар врасплох, напав на них, откуда они не ждали.

Шли уторопленной метью, молча и приглядчиво. Каждого вновь охватывал внутренний холодок. Уже близка была новая кровавая расправа. Каждый знал, за что будет драться, за что умирать.

Как в годы благоденствия Руси, так и нынче в миг ее страшного падения Юрий Всеволодович чувствовал, что душа и тело его были одно не только с близкими — родными, друзьями, боевыми соратниками, но и с теми неведомыми ему людьми, которые вверили ему свою жизнь, призвали его на владимирском вече вол одеть и править, целовали ему крест и называли господином.

Теперь не было у него иного выбора, иного права и обязанности, как в это пылающее золотом и багрянцем утро сложить голову вместе с теми, кого привел сюда именем родины и свободы.

На подходе к погосту Рыбаньскому возле редкого березового перелеска увидели круговорот конной сечи, просверк мечей на солнце.

Ветерок наносил запах пожарища.

Перешли на рысь, вглядываясь: где свои, где чужие? Поняли: татары теснят наших к дымящемуся погосту.

— Ударим им в спину? — Юрий Всеволодович первым пришпорил коня.

Пустили лошадей вскачь и все дружинники.

Анисим Хват сильнее всех подстегнул своего жеребца, заслоняя собой князя.

За Анисимом еще два мечника поравнялись с ним и пошли стремя в стремя.

Так втроем они и защищали пиками и своими телами великого князя, когда он вступил в рукопашную схватку.

Враги, обнаружив у себя в тылу русских, проявили удивительную скороподвижность и самообладание, мигом перестроились для круговой обороны.

Татар было вдвое, если не втрое, больше — это можно было понять на глаз. Но выгодность положения русских уравнивала силы.

Юрий Всеволодович, подняв меч, а левой рукой сжимая ратовище, попытался достать ближнего татарина, послал копье, но тот своим мечом отвел удар.

Второй татарин перехватил древко копья, Юрий Всеволодович хотел удержать его, рванул копье на себя, а тут еще конь прянул назад — татарин, не выпускавший из рук древка, с криком вылетел из седла под копыта собственной лошади. Послышался глухой удар, поверженный на землю тоскливо взвыл, будто раздавленная собака.

Но уже несколько рук схватили Юрий Всеволодовича со всех сторон. Его конь уже не мог пробиться сквозь нагромождение конских и человечьих тел. Князь едва удержался в стременах и почувствовал, как сразу два жала уперлись через кольчатую броню в кожу, обожгли болью грудь и плечо.

Он выпустил из рук копье, но меч еще держал над головой, видя, что Анисим Хват взялся за топор и яростно крушит им черепа врагов.

Кровь выбилась сквозь одежду и плотные кольца кольчуги, потекла ручьями на седло, на красные сафьяновые сапоги. Тело жгли раны. Юрий Всеволодович чувствовал их и на плече, и на груди, и на ноге, но не ощущал слабости, правая рука была еще тверда и полна силы.

Анисим бил топором с хуканьем, с надсадой, будто дрова рубил. Левой рукой он отгребал врагов, а правой держал свой смертоносный топор с вырезом «волчий глаз».

— Сейчас тебе будет карачун, собака! — взревывал Анисим.

Татары ему что-то отвечали по-своему.

Мечник слева от великого князя поддел копьем под ребро другого татарина, еще одному снес голову, та отскочила в сторону. Обезглавленное тело раскачивалось в седле, взбесившаяся лошадь ходила кругами, окрашивая снежный наст вокруг себя в ярко-алый цвет. Сначала кровь била брызгами во все стороны, потом струя ее стала слабеть и иссякла вовсе. Мертвый всадник свалился под брюхо лошади. К запаху близкого пожарища добавились тошнотворные запахи крови, пота, конского кала.

Рубка становилась все круче.

Татары не выдержали натиска с двух сторон, начали сдавать, растекаться.

В гуще лошадей Юрий Всеволодович заметил воеводу Жидислава, поравнявшись с ним, крикнул:

— Где Василько?

— Ах ты, жужелица! — завопил воевода.