Юрий Хой и группа «Сектор Газа»

Мне так охота вам сказать про наш любимый строй.
Мне кажется, что каждый из вас согласен будет со мной.
Вот все говорят: на Западе все очень хорошо.
Кто это скажет мне вот так – сотру я в порошок!
Все, что советское, – ништяк – машины и штаны,
Пусть дорого все стоит, но все наше, пацаны.
Ты на меня не зырь так люто, и брови ты не супь,
Я знаю, лучшая в мире валюта – это наш тамбовский рупь.

Однако в творчестве Хоя редко можно встретить карикатуру ради карикатуры. Он был слишком добр для использования стеба как средства разрушения. И уже во втором куплете в патриотически настроенном гражданине проглядывают черты разудалого колхозного панка:

Ну что хорошего у них, один лишь стыд и срам:
Магнитофоны, видаки, зачем нужны они нам?
Мы под гармошку попоем про наш любимый край,
Где честному рабочему не жизнь, а просто рай.

Добавим к этому прирэпованные куплеты и забойный припев – и получим стереоскопичную песню, которая не подлежит однозначной трактовке. Такой же двоякой получилась и композиция «Наркоман». В 80-х – начале 90-х в русском роке о наркотиках вещали либо с болезненной экзальтацией «Агаты Кристи» и «Наутилуса Помпилиуса» («чтобы видеть их след, мы пили горькие травы»), либо с плотоядным околохиппистским ерничеством Майка Науменко и Бориса Гребенщикова («будь для меня, как банка, замени мне косяк, мне будет с тобою сладко, мне будет с тобой ништяк»). Юрий Хой оказался едва ли не первым из наших рокеров, кто писал процесс употребления наркотиков во всей его неприглядности:

Меня игла пронзит прямо в сердце,
Меня придавит насмерть колесо,
Косяк мне жжет глаза, словно солнце,
И красный мак сотрет меня в песок.

В то же время наркоман «Сектора Газа» вполне вписывается в галерею «униженных и оскорбленных» изгоев общества, которых Хой по-братски жалеет, не опускаясь до высокомерного осуждения. Те же эмоции, но в более юмористической и театрализованной подаче находим в «Банке», принадлежащей к разряду песен-диалогов, которые так удавались Хою. Только здесь, в отличие от знаменитых «Вечером на лавочке» и «Арии Ивана и Лягушки», разговор идет не между разнополыми персонажами, хотя накал страстей ничуть не меньше. В «Банке» Хой мастерски исполняет свои вокальные партии голосом измученного похмельем и «сушняком» дворового пьянчуги, который почем зря доверил собутыльникам сходить за пивком. Те с заданием не справились, утратив по пути самое ценное – пустую тару. В припевах Хой легко переходит с ленивого изложения событий на свирепый угрожающий рев: «А ну-ка банку подавай!» А поющий за провинившихся гонцов за пивом клавишник Алексей Ушаков неуклюже и очень потешно оправдывается: «Мы ее разбили! Ну, не ругайся, Юра… Ну, что я ее, рожу, что ли?»

Алексей Ушаков

«Банка» – отдельная вещь, там же другой стиль совершенно. Она абсолютно «не газовская». Юра не любил все эти синкопированные вещи, гитарные флажолеты. Он говорил: «Не надо мне все вот эти ваши кружева! Делайте их на своих тусовках, а мне нужен бум-бум-бум». Но тут он понял, что все-таки клево звучит.

Татьяна Фатеева

Мои любимые песни у «Сектора Газа» – это «Банка» и «Авто-мат», где идет игра слов и есть аллегории. Ведь «Банку» мы слушаем вовсе не потому, что там кто-то банку разбил. А потому что «без банки мы в пивнухе…» и дальше идут вот эти образы – этот без этого, тот без того, переплетение и узор из слов. Ты в это полностью погружаешься, и тебя завораживает: как же это он догадался вот так сказать?!