Юрий Лотман в моей жизни. Воспоминания, дневники, письма

На днях я позвонил В.И.[354] и сообщил, что Вы не получили моей открытки, в которой я писал, что лекарство прибыло, и благодарил за него. Жаль, если пропала – там была очень милая Пизанская башня. Я здоров, хотя периодами чувствую себя несколько хуже (видите, пишу правду). Книга идет к концу. Кажется, будет не 25 листов, как я замахнулся, а 15–18. Ну и Бог и ним. 11 сентября у меня доклад в Болонье, и я, конечно, поеду через Москву. Но сие еще в тумане. Писем от Вас нет, у нас жара сменилась грозами и сильными перепадами всего: давления, t и проч.<…>. Как Вы? Как американо-московские перепады? Не соскучились ли еще по Канаде?

Как всегда Ваш Ю.Л.

Боже, как я все не успеваю! Очень хочется в Москву! Две недели был Б.А. От писания я одурел![355]

19 августа 1988 года [356]

Фрина! что ж это? Телефон не отвечает (знаю, на даче!), индекс я спутал и мои письма не доходят, писем от тебя нет. Как Робинзон на острове! Лето все такое нескладное… Книгу для англичанина вчерне кончил и не могу понять, что получилось (вышла меньше, чем я думал, – 15 листов, а хотел 25)[357]. Использовал ряд уже опубликованных статей, но кое-что и написал. Сейчас в мерехлюндии, хотя чувствую себя нормально (по своим нынешним, сильно упрощенным, нормам). Огромное спасибо за лекарство. Но как долго его надо принимать? У меня уже кисло во рту и даже в носу и ушах! Все мои перспективы в тумане. Все же надеюсь около 10 сентября на четыре дня полететь в Болонью (разумеется, через Москву).

Что Вы и как Вы, как выглядит Канада с дистанции уже пробежавшего времени? Немного лучше?

У нас резко наступил холод. Лето, видимо, все. Осени не хочется до чертиков (видите, я не Пушкин), работы впереди столько, что даже считать ее не хочется. И нет радости в душе – душа не отдыхает. А ведь если уеду в Германию на время «стипендии»[358], то, конечно, сразу затоскую. Вообще 11 месяцев слишком много (м<ожет> б<ыть>, еще родное министерство – тьфу, не министерство, а КОБРА – комитет образования и еще чего-то, сокращение бюрократии обернулось расширением штатов и полнейшей неразберихой – сократит, хотя это его не касается – все оплачивают немцы), но я надеюсь разделить на две порции. Конечно, это было бы настоящим подарком лет 20 назад, когда я начинал пахать свою борозду, а не сейчас, когда дай Бог ее допахать до конца. Но все же хочется учиться. Надоело учить, хочется спокойно учиться, хочется подштопать свое вопиющее невежество. Был бы молод, конечно, начал бы с языков (очень нужны древние), но сейчас хоть почитать книжки.

Ну, Бог с ним, уже и ночь кончается, спокойной Вам ночи!

Все же пиши иногда!

Всегда и неизменно Ю. Лотман

19/VIII

28 сентября 1988 года

Фрина, вот Вам Венецианский карнавал[359] как мое «ау»! Что писать? Катаюсь на ежедневной карусели, к которой прибавились еще и общественные дела. Здоров.

Всегда Ваш.

Ю. Лотман

28/IX

Начало октября 1988 года [360]

Дорогой Юра!

Пишу Вам, чтобы сообщить адрес и, на всякий случай, телефон Марины. Сообщить мне Вам особенно нечего: собираемся[361]. А душа все равно тоскует, и нет ответов ни на один вопрос – как всегда. Зачем все? Зачем едем? Впрочем, не в нашей воле.

Будьте здоровы. Поклон сердечный Заре. Мы улетаем (е.б.ж.) – 5 октября.

Ваша Ф.

Начало февраля 1989 года

Дорогой Юрий Михайлович!

Вскоре Ваш день рождения – 28, воскресенье. Все Ваши близкие поздравят Вас в этот день. Присоединяюсь и я к их добрым пожеланиям. Да будет светла и безоблачна Ваша дорогая нам жизнь!

У нас все по-прежнему, новостей пока нет никаких – еще рано[362]. Марина теперь пишет, увы, редко. Но мы знаем, что она жива-здорова[363]. И слава Богу. Грызу языки, кажется, успешно.

Всего Вам доброго.

Ваша Ф.

20 февраля 1989 года

Мюнхен.

Письмо второе

Не успел еще бросить первое письмо, как захотелось продолжить болтовню. Только что из библиотеки (университетской): большие пробелы, но работать можно. Более всего, однако, на меня подействовали аудитории – запах аудиторий. Он всегда меня волнует, как Булгакова запах сцены. Еще в студенческие годы на меня он действовал, как труба на старую боевую лошадь. И сейчас он меня взволновал.

У нас дождь – серый, но теплый. Хожу по улицам, но пока без особого «настроения» – вживаюсь. На «свою» квартиру переедем лишь 1-го марта, а пока в гостях у декана. Очень мило, заботливо, но своего стола нет, а след<овательно>, и нет работы. Но это все пустяки.

Я вдруг заговорил по-немецки. Чудо! Вспомнил весь детский багаж.

Говорю неправильно (вероятно), но бойко и свободно. Но эстонский из головы пропал – вчера в музее встретил коллегу из нашего ун<иверсите>та и со стыдом и трудом еле выдавил несколько фраз, все время переходя на немецкий. Он смотрел на меня, как на идиота.

Вот и все новости.

Будьте здоровы и бодры. Ваш Ю. Лотман

20.11.89.

28 февраля 1989 года

Здравствуй, друг мой!

Мюнхен