- Осьмой день! Хорошего же гонца выбрал мой будущий зять! Ну, молодец, если б ты служил мне, а не пану Гонсевскому...
- Я служу одному царю русскому, Владиславу, - перервал хладнокровно Юрий.
- В самом деле! Да кто же ты таков, верный слуга царя Владислава? спросил насмешливо Кручина.
- Юрий, сын боярина Димитрия Милославского.
- Димитрия Милославского!.. закоснелого ненавистника поляков?.. И ты сын его?.. Но все равно!.. Садись, Юрий Дмитрич. Диво, что пан Гонсевский не нашел никого прислать ко мне, кроме тебя.
- Я из дружбы к нему взялся отвезти к тебе эту грамоту.
- Сын боярина Милославского величает польского королевича царем русским... зовет Гонсевского своим другом... диковинка! Так поэтому и твой отец за ум хватился?
- Его уж нет давно на свете.
- Вот что!.. Не осуди, Юрий Дмитрич: я прочту, о чем ко мне пан Гонсевский в своем листу пишет.
Юрий заметил, что боярин, читая письмо, становился час от часу пасмурнее: досада и нетерпение изображались на лице его.
- Нет, - сказал он, дочитав письмо, - с ними добром не разделаешься! по мне бы с корнем вон! Я бы вспахал и засеял место, на котором стоит этот разбойничий городишко!.. Вот что в своем листу пишет ко мне Гонсевский, продолжал он, обращаясь к Юрию, - до него дошел слух, что неугомонные нижегородцы набирают исподтишка войско, так он желает, чтоб я отправил тебя в Нижний поразведать, что там делается, и, если можно, преклонить главных зачинщиков к покорности, обещая им милость королевскую. Он, дескать, сын боярина московского, который славился своею ненавистью к полякам, так пример его может вразумить этих малоумных: когда-де сын Димитрия Милославского целовал крест королевичу польскому, так уж, видно, так и быть должно.
- Я с радостию готов исполнить поручение Гонсевского, - отвечал Юрий, ибо уверен в душе моей, что избрание Владислава спасет от конечной гибели наше отечество.
- Да, да, - прервал боярин, - мирвольте этим бунтовщикам! уговаривайте их! Дождетесь того, что все низовые города к ним пристанут, и тогда попытайтесь их унять. Нет, господа москвичи! не словом ласковым усмиряют непокорных, а мечом и огнем. Гонсевский прислал сюда пана Тишкевича с региментом; но этим их не запугаешь. Если б он меня послушался и отправил поболее войска, то давным бы давно не осталось в Нижнем бревна на бревне, камня на камне!
- Не весело, боярин, правой рукой отсекать себе левую; не радостно русскому восставать противу русского. Мало ли и так пролито крови христианской! Не одна тысяча православных легла под Москвою! И не противны ли господу богу молитвы тех, коих руки облиты кровию братьев?
Боярин Кручина поглядел пристально на Юрия и с насмешливой улыбкою спросил его: на котором году желает он сделаться схимником? и ради чего вместо четок прицепил саблю к своему поясу?
- Что я умею владеть саблею, боярин, - сказал Юрий, - это знают враги России; а удостоюсь ли быть схимником, про то ведает один господь.
- Да не думаешь ли ты, сердобольный посланник Гонсевского, - продолжал боярин, - что нижегородцы будут к тебе также милосердны и побоятся умертвить тебя, как предателя и слугу короля польского?
- И дело б сделали, если б я, Юрий Милославский, был слугою короля польского.
- Ого, молодчик!.. Да ты что-то крупно поговариваешь! - сказал Кручина, нахмурив свои густые брови.
- Да, боярин, - продолжал Юрий, - я служу не польскому королю, а царю русскому, Владиславу.
- Но Сигизмунд разве не отец его?
- Его, а не наш. Так думает вся Москва, так думают все русские.
- Полегче, молодец, полегче! За всех не ручайся.
Ты еще молоденек, не тебе учить стариков; мы знаем лучше вашего, что пригоднее для земли русской. Сегодня ты отдохнешь, Юрий Дмитрич, а завтра чем свет отправишься в дорогу, я дам тебе грамоту к приятелю моему, боярину Истоме-Туренину. Он живет в Нижнем, и я прошу тебя во всем советоваться с этим испытанным в делах и прозорливым мужем. Пускай на первый случай нижегородцы присягнут хотя Владиславу; а там что бог даст! От сына до отца недалеко...
- Нет, боярин, пока русские не переродились...
- Добро, мы поговорим об этом после. Знай только, Юрий Дмитрич, что в сильную бурю на поврежденном корабле правит рулем не малое дитя, а опытный кормчий. Но у меня есть нужные дела... итак, не взыщи... прощай покамест! Не с ума ли сошел Гонсевский! - продолжал боярин, провожая глазами выходящего Юрия, - прислать ко мне этого мальчишку, который беспрестанно твердит о Владиславе да об отечестве!
Видно, у них в Москве-то ум за разум зашел! Добро, молодчик! ты поедешь в Нижний, и чтоб у тебя на уме ни было, а меня не проведешь: или будешь плясать по моей дудке, или...
Боярин свистнул и спросил вошедшего слугу: приехал ли из города его стремянный Омляш?
- Сейчас слез с лошади, государь, - отвечал служитель.
- Скажи, чтоб он никому не показывался, а пришел бы ко мне гайком, через садовую калитку, и был бы готов к отъезду. Ступай!.. Да позови ко мне Власьевну.