Тут снова начались церемонии: приказчик предлагал дьяку идти вперед, дьяк уступал эту честь приказчику.
- Помилуй, батюшка, - сказал, наконец, последний, - я здесь хозяин в дому, а ты гость: так милости просим.
- Ни, ни, Фома Кондратьич! - отвечал дьяк. - Ты первый служебник боярский, и непригоже мне, как фальшеру и прокурату, не отдавать подобающей тебе чести.
- Ну, если так, пожалуй, я войду, - сказал приказчик, в котором утешенное самолюбие победило на минуту весь страх. Он перекрестился, шагнул через порог и вдруг, отскоча с ужасом, закричал:
- Чур меня, чур! Там кто-то нашептывает... Иди кто хочет, я ни за что не пойду...
- Пустите меня, - сказал Кирша, - я не робкого десятка и никакой колдуньи не испугаюсь.
- Ступай, молодец, ступай! - закричали многие из гостей.
- Пускай идет, - шепнул приказчик дьяку. - Над ним бы и тряслось! Это какой-то прохожий, так не велика беда!
Кирша вошел и расположился преспокойно в переднем углу. Когда же приказчик, а за ним молодые и вся свадебная компания перебрались понемногу в избу, то взоры обратились на уродливую старуху, которая, сидя на полатях, покачивалась из стороны в сторону и шептала какие-то варварские слова. Кирша заметил на полу, под самыми полатями, несколько снопов соломы, как будто без намерения брошенных, которые тотчас напомнили ему, чем должна кончиться вся комедия.
- Ну, теперь садитесь все по лавкам, - закричал из сеней Кудимыч, - да сидите смирно! никто не шевелись!
Едва приказ был исполнен, как он с одного скачка очутился посреди избы, и в то же время старуха с диким воплем стремглав слетела с полатей и растянулась на соломе.
Все присутствующие, выключая Кирши, вскрикнули от удивления и ужаса.
- Что, Григорьевна, будешь ли напредки со мною схватываться? - сказал торжественно Кудимыч.
- Виновата, виновата! - завизжала старуха.
- Ага, покорилась, старая ведьма!
- Виновата, отец мой! виновата!
- То-то, виновата! Знай сверчок свой шесток.
- Виновата, Архип Кудимович!
- Ну, так и быть! повинную голову и меч не сечет; я ж человек не злой и лиха не помню. Добро, вставай Григорьевна! Мир так мир. Дай-ка ей чарку вина, посади ее за стол да угости хорошенько, - продолжал Кудимыч вполголоса, обращаясь к приказчику. - Не надо с ней ссориться: неровен час, меня не случится... да, что грех таить! и я насилу с ней справился: сильна, проклятая!
- Милости просим, матушка Пелагея Григорьевна! - сказал приветливо хозяин. - Садись-ка вот здесь, возле Кудимыча. Да скажи, пожалуйста: за что такая немилость? Мы, кажись, всегда в ладу живали.
- Нет, батюшка! - отвечала с низким поклоном старуха, - против тебя у меня никакого умысла не было; а правду сказать, хотелось потягаться с Архипом Кудимовичем.
- Да, видно, не под силу пришел! - перервал, усмехаясь, колдун. Вперед наука: не спросясь броду, не суйся в воду. Ну, да что об этом толковать! Кто старое помянет, тому глаз вон! Теперь речь не о том: пора за хозяйский хлеб и соль приниматься.
В одну минуту весь стол покрылся разными похлебками. Сначала все ели молча; но дружки так усердно потчевали гостей вином и брагою, что вскоре все языки пришли в движение и общий разговор становился час от часу шумнее. Один Кирша молчал; многим из гостей и самому хозяину казалось весьма чудным поведение незнакомца, который, не будучи приглашен на свадьбу, занял первое место, ел за двоих и не говорил ни с кем ни слова; но самое это равнодушие, воинственный вид, а более всего смелость, им оказанная, внушали к нему во всех присутствующих какое-то невольное уважение; все посматривали на него с любопытством, но никто не решался с ним заговорить.
В числе гостей была одна пожилая сенная девушка, которая, пошептав с хозяином, обратилась к Кудимычу и спросила его: не может ли он пособить ее горю?
- Неравно горе, матушка Татьяна Ивановна! - отвечал Кудимыч, которого несколько чарок вина развеселили порядком. - Если ты попросишь, чтоб я убавил тебе годков пяток, так воля твоя - не могу.
- Вот еще что вздумал! - сказала сенная девушка с досадою. - Разве я перестарок какой! Не о том речь, Кудимыч; на боярском дворе сделалась пропажа.
- Уж не коня ли свели?
- Нет, красна пропали. Вчера я сама их видела:
они белились на боярском огороде, а сегодня сгинули да пропали. Ночью была погода, так и следу не осталось: не знаем, на кого подумать.
- Что, видно, без меня дело не обойдется?
- То-то и есть, Архип Кудимович: выкупи из беды, родимый! Ведь я за них в ответе.
- Пожалуй, я не прочь!.. Иль нет: пускай на мировой вся честь Григорьевне. Ну-ка, родная, покажи свою удаль!
- Смею ли я при тебе, Архип Кудимович! - отвечала смиренно Григорьевна.
- Полно ломаться-то, голубушка! я уж поработал, теперь очередь за тобою.
- Ну, если ты велишь, родимый, так делать нечего.
Подайте мне ковш воды.