- Славу богу! Только больно испостились.
- Как так?
- Да разве ты не знаешь, боярин?.. Они теперь обе живут затворниками.
- Затворниками?
- Как же! Если ты не найдешь их в хоромах, то ищи в подземном склепе, под церковным потом.
- Что ж они там делают?
- Вестимо что: спасаются!
- Эко диво! - сказал Опатев, - и вина не пьют0 - Какое вино! Пс приезжайте вы к ним, так они дня три или четыре куска бы в рот не взяли: такие стали постники.
- Что этo им вздумалось?.. - вскричал Лесута. - Да они эгак вовсе себя уходят!
- Вот то-то и есть, - прибавил Опалев, - учение свет, а неучение тьма. Что сказано в Екклесиасте? "Не буди правдив вельми и не мудрися излишне, да некогда изумишися".
- Видно, боярин, они этой книги не читывали.
В это время Копычинский, который, сидя у дверей избы, посматривал пристально на Юрия, вдруг вскочил и, подойдя к Замятие-Опалеву, сказал ему на ухо:
- Боярин! уедем скорее отсюда: здесь неловко.
- Что ты врешь, дурак! - сказал Замятия.
- Нет, не вру, - продолжал поляк, - посмотри-ка на этого бледного и худого детину...
- Ну что за диковинка?
- Ты, видно, его не знаешь... Он настоящий разбойник!
- Разбойник!.. Постой-ка! Лицо что-то знакомое...
Ну, точно так... Позволь спросить: ведь ты, кажется, Юрий Дмитрич Милославский?
Юрий ответствовал одним наклонением головы.
- В самом деле! - вскричал Лесута-Храпунов, - теперь и я признаю тебя. Ну как ты похудел! Что это с тобой сделалось?
- Он четыре месяца был при смерти болен, - отвечал Кирша.
- То-то тебя и не видно было, - продолжал ЛесутаХрапунов. - Помнишь ли, Юрий Дмитрич, как мы познакомились с тобой у боярина Шалонского?
- Помню, - отвечал Юрий.
- Нe правда ли, что он знатную нам задал пирушку!.. Помнится, вы с ним что-то повздорили, да, кажется, помирились. Нечего казать, он немного крутенек, не любит, чтоб ему поперечили; а уж хлебосол! и как захочет, так умеет приласкать!
- "Прещение его подобно рыканию львову, - перервал Опалев, - и яко же роса злаку, тако тихость его".
- Эх, Юрий Дмитрич! - продолжал Лесута, - много с тех пор воды утекло! Вовсе житья не стало нашему брату, родовому дворянину! Нижегородские крамольники все вверх дном поставили. Хотя бы, к примеру сказать, меня, стряпчего с ключом, - поверишь ли, Юрий Дмитрич? в грош не ставят; а какой-нибудь простой посадский или мясник - воеводою!
- Да, да, - примолвил Опалев, - чего мы не насмотрелись!
- Ты, верно, Юрий Дмитрич, - сказал Лесута, помолчав несколько времени, - пробираешься к пану Хоткевичу?
- Я и сам еще не знаю, - отвечал отрывисто Милославский.
- Да другого-то делать нечего, - продолжал Лесута, - в Москву теперь не проедешь. Вокруг ее идет такая каша, что упаси господи! и Трубецкой, и Пожарский, и Заруцкий, и проклятые шиши, - и, словом, весь русский сброд, ни дать ни взять, как саранча, загатил все дороги около Москвы. Я слышал, что и Гонсевский перебрался в стан к гетману Хоткевичу, а в Москве остался старшим пан Струся. О-ох, Юрий Дмитрич! Плохие времена, отец мой! Того и гляди придется пенять отцу и матери, зачем на свет родили!
- Что ты, Степан Кондратьич! - вскричал Опалев. - Не моги говорить таких речей: "Злословящему отца и матерь угаснет светильник, зеницы же очес его узрят тьму".
- Да мы и так уж давно ходим в потемках, - возразил Лесута. - Когда стряпчий с ключом, как я, или думный дворянин, как ты, не знают, куда голов приклонить, так, видно, уже пришли последние времена.
- Что и говорить, Степан Кондратьевич, мерзость запустения!.. По всему видно, что скоро наступит время, когда угаснет солнце, свергнутся звезды с тверди небесной и настанет повсюду тьма кромешная! Недаром прозорливый Сирах глаголет...
- Однако ж нам пора в путь, - перервал Лесута, вставая с своего места. - Прощенья просим, Юрий Дмитрич! Мы будем от тебя кланяться Тимофею Федоровичу.
- Да не забудьте же, бояре, - примолвил Кирша, - если не найдете его в хоромах, то ищите в склепе под церковным полом.
- А где мой дурак? - закричал Опалев. - Эй ты, пан! куда ты запропастился?
- Я здесь, ясновельможный, - отвечал Копычинский, выглядывая из сеней. - Прикажешь садиться на коня?
- Садись!.. Да тише ты, польская чучела! куда торопишься?.. Смотри, пожалуй! с ног было сшиб Степана Кондратьевича.
Часа через два и наши путешественники отправились также в дорогу. Отдохнув целые сутки в Муроме, они на третий день прибыли во Владимир; и когда Юрий объявил, что намерен ехать прямо в Сергиевскую лавру, то Кирша, несмотря на то что должен был для этого сделать довольно большой крюк, взялся проводить его с своими казаками до самого монастырского посада.
V
Троицкая лавра святого Сергия, эта священная для всех русских обитель, показавшая неслыханный пример верности, самоотвержения и любви к отечеству, была во время междуцарствия первым по богатству и великолепию своему монастырем в России, ибо древнее достояние князей русских, первопрестольный град Киев, с своей знаменитой Печерской лаврою, принадлежал полякам.