Вместе с рассветом выбрались они, наконец, из лесу на большую дорогу и, проехав еще версты три, въехали в деревню, от которой оставалось до Мурома не более двадцати верст. В ту самую минуту как путешественники, остановясь у постоялого двора, слезли с лошадей, показалась вдали довольно большая голпа всадников, едущих по нижегородской дороге. Алексей, введя Юрия в избу, начал хлопотать об обеде и понукать хозяина, который обещался попотчевать их отличной ухою. Все казаки въехали на двор, а Кирша, не приказав им разнуздывать лошадей, остался у ворот, чтоб посмотреть на проезжих, которых передовой, поравнявшись с постоялым двором, слез с лошади н, подойдя к Кирше, сказал:
- Доброго здоровья, господин честной! Ты, я вижу, нездешний?
- Да, любезный, - отвечал запорожец.
- Так у тебя и спрашивать нечего.
- Почему знать? О чем спросишь.
- Да вот бояре не знают, где проехать на хутор Теплый Стан.
- Теплый Стан? к боярину Шалонскому?
- Так ты знаешь?
- Как не знать! Вы дорогу-то мимо проехали.
- Версты гри отсюда?
- Ну да: она осталась у вас з правой руке.
- Вот что!.. И мы, по сказкам, го же думали, да боятись заплутаться; вишь, здесь какая глушь: как сунешься не спросясь, так заедешь и бог весть куда.
В продолжение этого разговора проезжие поравнялись с постоялым двором. Впереди ехал верховой с ручным бубном, ударяя в который он подавал знак простолюдинам очищать дорогу; за ним рядом двое богато одетых бояр; шага два позади ехал краснощекий толстяк с предлинными усами, в польском платье и огромной шапке; а вслед за ними человек десять хорошо вооруженных холопей.
- Степан Кондратьевич, - сказал передовой, подойдя к одному из бояр, который был дороднее и осанистее другого, - вот этот молодец говорит, что дорога на Теплый Стан осталась у нас позади.
- Ну вот, - вскричал дородный боярин, - не говорил ли я, что нам должно было ехать по юй дороге?
А все ты, Фома Сергеевич! Недаром вещает премудрый Соломон: "Неразумие мужа погубляет пути его".
- Небольшая беда, - отвечал другой боярин, - что мы версты две или три проехали лишнего; ведь хуже, если б мы заплутались. Не спросясь броду, не суйся в воду, говаривал всегда блаженной памяти царь Феодор Иоаннович. Бывало, когда он вздумает потешиться и позвонить в колокола, - а он, царство ему небесное!
куда изволил это жаловать, - то всегда пошлет меня на колокольню, как ближнего своего стряпчего, с ключом проведать, все ли ступеньки целы на лестнице. Однажды, как теперь помню, оттрезвонив к обедне, его царское величество послал меня...
- Знаю, знаю! уж ты раз десять мне это рассказывал, - перервал дородный боярин. - Войдем-ка лучше в избу да перекусим чего-нибудь. Хоть и сказано: "От плодов устен твоих насытишь чрево свое", но от одного разглагольствования сыт не будешь. А вы смотрите с коней не слезать; мы сейчас отравимся опять в дорогу.
Сказав сип слова, оба боярина, в которых читатели, вероятно, узнали уже Лесуту-Храпунова и ЗамятнюОпалева, слезли с коней и пошли в избу. Краснощекий толстяк спустился также с своей лошади, и когда подошел х воротам, то Кирша, заступя ему дорогу, сказал улыбаясь:
- Ба, ба, ба! здравствуй, ясновельможный пан Копычинский! Подобру ли, поздорову?
Поляк взглянул гордо на Киршу и хотел пройти мимо.
- Что так заспесивился, пан? - продолжал запорожец, остановив его за руку. - Перемолви хоть словечко!
- Цо то есть! - вскричал Копычинский, стараясь вырваться. - Отцепись, москаль!
- А разве ты его знаешь? - спросил Киршу один из служителей проезжих бояр.
- Как же! мы давнишние знакомцы. Не хочешь ли, пан, покушать? У меня есть жареный гусь.
- Слушай, москаль! - завизжал Копычинский, - если ты не отстанешь, то, дати бук...
- И, полно буянить, ясновельможный! Ч го хорошего? Ведь здесь грядок нет, спрятаться негде...
Поляк вырвался и, отступя шага два, ухватился с грозным видом за рукоятку своей сабли.
- Небось, добрый человек! - сказал служитель, - он только пугает- ведь саб т я-то у него деревянная.
- Ой ли! Эь, слушай-ка, пан! - закричал Кирша вслед поляку, который спешит уйти в избу, - у какого москаля отбит ты свою саблю?.. Ушел!.. Как он к вам попался?
- Он изволишь видеть, - отвечал служитель, - приехал месяца четыре назад из Москвы; да не поладил, что ль, с паном Тишкевичем, который на ту пору был в наших местах с своим региментом; только, говорят, будто б ему сказано, что если он назад вернется в Москву, то его тотчас повесят; во г он и приютился к господину нашему, Степану Кондратьичу Опалезу.
Вишь, рожа-то у него какая дурацкая!.. Пошел к боярину в шугы, да такой задорный, что не приведи господи!
Кирша вошел также в избу. Оба боярина сидели за столом и трудились около большого пирога, не обращая никакого внимания на Ми юс швского, который ел молча на другом конце стола уху, нлиювленную хозяином постоялого двора.
- Ты, что ль, молодец, сказывал нашим людям, - спросил Лесута у запорожца, - что мы миновали дорогу на Теплый Стан?
- Да, боярин. Я вчера сам там был.
- И видел Тимофея Федоровича?
- Как же! и его и боярина Т} репина.
- Так и Туренин на хуторе? Ну что, здоровы ли они?