- Оно так, - перервал хладнокровно Туренин, - конечно, весело потешиться над своим зюдеем; да чтоб оглядок не было. Ты оставишь его здесь... ну, а коли, чего боже сохрани! без тебя он как ни есть вырвется на волю?.. Эх, Тимофей Федорович! послушайся моего совета... мертвые не болтают.
- Так ты думаешь?..
- Ну да! хватил ножом, да и концы в воду!
Боярин Кручина, помолчав несколько минут, повторил вполголоса:
- Ножом!., но неужели я должен сам?..
- Кто тебе говорит? Что у тебя мало, что ль, молодцов?.. Стоит только намекнуть...
- Омляш и Удалой в дороге, а на других я не больно надеюсь.
- Вели позвать моего дворецкого: у него рука не дрогнет.
- Так ты думаешь, что мы должны?., что для безопасности нашей?..
- Как же! ведь он нас за руки держит; один конец - так и нам и ему легче будет.
- Ну ин быть по-твоему, - сказал Кручина, вставая медленно из-за стола. Он наполнил огромную кружку вином и, выпив ее одним духом, подошел к дверям, взялся за скобу, но вдруг остановился; казалось, несколько минут он боролся с самим собою и, наконец, прошептал глухим голосом:
- Нет! не могу!., никак не могу!..
- Чуден ты мне! - сказал, покачав головою, Туренин. - Ведь ты хотел же его уморить в кандалах?
- Да, и как вспомню, что этот молокосос осмелился ругаться надо мною, то вся кровь закипит!
- Так что ж?
- Так что ж!.. Эх, Андрей Никитич! в сердцах я готов на все: сам зарежу того, кто осмелится мне поперечить... а ведь он в моих руках!..
- Тем лучше.
- В цепях... истомленный голодом, едва живой...
Когда подумаю, что он, не вымолвив ни слова, как мученик, протянет свою шею... Нет, Андрей Никитич, не могу! видит бог, не могу!..
- Кто говорит, Тимофей Федорович, - конечно, жаль: детина молодой, здоровый, дожил бы до седых волос... да, что ж делать, своя рубашка к телу ближе.
Шалонский бросился на скамью и, закрыв обеими руками лицо, не отвечал ни слова.
- Послушай, любезный, - продолжал Туренин, - что сделано, то сделано: назад не воротишься; и о чем тут думать? Не при мне ли Милославский говорил нижегородцам, чтоб не покорялись Владиславу? Не по его ли совету они пошли под Москву? Не он ли одобрял их, рассказывая о бессилии поляков и готовности граждан московских восстать против Гонсевского? Не клялся ли он в верности Владиславу? Не изменил ли своей присяге и не заслуживает ли этот предатель смертной казни? Ну, что ж ты молчишь? Отвечай, Тимофей Федорович!
- Боярин Туренин, - сказал Кручина, бросив на него угрюмый взгляд, - не нам с тобою осуждать Милославского... Но ты прав: назад вернуться не можно. Делай что хочешь... и пусть эта кровь падет на твою голову!
- Аминь! - сказал Туренин, подходя к дверям.
- Постой! - вскричал Шалонский, - слышишь ли?., это уж не ветер...
- Да, - отвечал Турснин, о!воряя окно. - Точно!..
Конский топот!
- Неужели Омляш! Скоро ж он назад воротился...
Нишни!.. караульный с кем-то разговаривает... Кажется... точно так! это голос Прокофьича.
- Земского ярыжки, который у тебя живет?
- Да; я отправил его вместе с Омляшем.
- Ну, так и есть; это должны быть они... вот и караульный сошел с башни... отворяет ворота... Кой черт!., а сколько ты людей отправил с Омляшем?
- Их было всего четверо.
- Четверо?.. Полно, так ли?.. Кажется, их гораздо больше... Постой-ка... тьфу, батюшки, какая темнять!
Тут на дворе раздался болезненный крик, похожий на удушливое и слабое восклицание умирающего человека.
- Что это значит? - спросил торопливо Туренин.
- Дурачье! - сказал Кручина, - уж не задавили ли кого-нибудь в потемках?
- Тимофей Федорович! - вскричал Туренин, - посмотри-ка!.. Мне кажется, что от ворот идет что-то много пеших людей...
- Право?.. Ну спасибо Замятие! Я просил его прислать ко мне десятка два своих холопей. У меня здесь больных наполовину, а как возьмем с собой человек тридцать, так было бы кому хутор покараулить. Пожалуй, заберутся в гости и разбойники.
- А что, у тебя заведено, что ль, держать по ночам ворота настежь?
- Как настежь?
- Да разве не видишь? Караульный и не думает запирать.
- В самом деле... Может быть, не все еще въехали.
- Не все?.. Кажется, и так порядочная кучка прошла двором.
Вдруг в сенях послышались шаги многих людей, поспешно идущих.
- Тимофей Федорович! - вскричал испуганным голосом Туренин, - сюда идут!..
- Что это значит?.. - спросил Кручина, подойдя к дверям.
В соседнем покое раздался громкий крик, и Кирша, в провожании пяти казаков и Алексея, вбежал в комнату.
- Измена! - вскричал Шалонский.
- Молчать!.. - сказал Кирша, прицелясь в него пистолетом. - Слушайте, бояре! Если из вас кто-нибудь пикнет, то тут вам и конец! Тимофей Федорович, веди нас сейчас туда, где запрятан у тебя Юрий Дмитрич Милославский.
Шалонский протянул руку, чтоб схватить со стола нож; но Туренин, удержав его, закричал:
- Бога ради, боярин, не губи нас обоих! Добрый человек! - продолжал он, обращаясь к Кирше...
- Тсс! ни слова! - перервал запорожец. - Где ключи от его темницы?
Кручина молча показал на стену.
- Хорошо, - сказал Кирша, сняв их со стены, - возьмите каждый по свече и показывайте куда идти...