- Оно так, Тимофей Федорович; не худо бы нам добраться до войска пана Хоткевича: если он будет победителем, тем лучше для нас - и мы там были налицо; если ж на беду его поколотят...
- Что ты?!., может ли это статься?
- Бог весть! не узнаешь, любезный. Иногда удается и теляти волка поймати; а Пожарский не из простых воевод: хитер и на руку охулки не положит. Ну если каким ни есть случаем да посчастливится нижегородцам устоять против поляков и очистить Москву, что тогда с нами будет? Тебя они величают изменником, да и я, чай, записан у Пожарского в нетех [Так назывались те, которые по требованию правительства не являлись на службу. (Примеч. автора.)], так нам обоим жутко придется. А как будем при Хоткевиче, то, какова ни мера, плохо пришло - в Польшу уедем и если не здесь, так там будем в чести.
- Вот то-то же; ты видишь сам, что нам мешкать не должно.
- Видеть-то я вижу, да как мы доберемся до польского войска?.. Ехать одним... того и гляди попадешься в руки к разбойникам шишам, от которых, говорят, около Москвы проезду нет. Взять с собой человек тридцать холопей... с такой оравой тайком не прокрадешься; а Пожарский давно уже из Ярославля со всем войском к Москве выступил.
- Не выходить бы ему из Ярославля, - вскричал Кручина, - если б этот дурак, Сенька Жданов, не промахнулся! И что с ним сделалось?.. Я его, как самого удалого из моих слуг, послал к Заруцкому; а тот отправил его с двумя казаками в Ярославль зарезать Пожарского - и этого-то, собачий сын, не умел сделать!.. Как подумаешь, так не из чего этих хамов и хлебом кормить!
- Как бы то ни было, Тимофей Федорович, а делать нечего, надобно пуститься наудалую. Но так как по мне все лучше попасться в руки к Пожарскому, чем к этим проклятым шишам, то мой совет - одним нам в дорогу не ездить.
- И я то же думаю. Итак, если завтра погода будет получше... Тьфу, батюшки! что за ветер! экой гул идет по лесу!
- Да, погодка разыгралась. И то сказать, в лесу не так, как в чистом поле: и небольшой ветерок подымет такой шум, что подумаешь светупреставление... Чу!
слышишь ли? и свистит и воет... Ах, батюшки-светы!
что это?., словно человеческие голоса!
- В самом деле, - сказал Кручина, вставая с своего места, - и мне что-то послышалось... - прибавил он, глядя из окна на сторожевую башню.
- Нет! - отвечал Туренин, покачав сомнительно головою, - это не так близко отсюда, а разве за плотиною в просеке.
- Уж не едет ли назад Омляш с товарищами? - сказал Кручина.
- Может статься, - отвечал Туренин, - однако ж не худо, если б ты велел разбудить человек десяток холопей.
- На что?
- Да так, чтоб, знаешь ли, врасплох не пожаловали гости...
- Помилуй, любезный! кому?.. Кто, кроме наших, в такую темнять проедет болотом?
- Все так; а, право, не мешало бы...
- Э, да, я вижу, ты еще не допил своего кубка! Нука, брат, выкушай на здоровье! авось храбрости в тебе прибудет. Помилуй, чего ты опасаешься? В нашей стороне никакого войска нет; а если б и было, так кого нелегкая понесет? Вернее всего, что нам послышалось.
Омляш все тропинки в лесу знает, да и он навряд пустится теперь через болото.
- А куда ты его отправил?
- К Замятне-Опалеву. Сегодня или завтра чем свет ему назад вернуться должно. Итак, Андрей Никитич, дело кончено: мы завтра отправляемся в дорогу. Знаешь ли, что нам придется ехать мимо Троицкой лавры?
- Для чего?
- Да надо завернуть в Хотьковскую обитель за Настенькой: она уж четвертый месяц живет там у своей тетки, сестры моей, игуменьи Ирины. Не век ей оставаться невестою, пора уж бьпь и женою пана Гонсевского; а к тому ж если нам придется yexaть в Польшу, то как ее после выручить? Хоть, правду сказать, я не в тебя, Андрей Никитич, и верить не хочу, чтоб этот нижегородский сброд устоял против обученного войска польского и такого знаменитого воеводы, каков гетман Хоткевич.
- Не говори, Тимофей Федорович: мало ли что случиться может; не подумаешь вперед, так чтоб после локтей не кусать. Ну, а скажи мне, если завтра мы отсюда отправимся, что ты сделаешь с Милославским?
Неужли-то потащишь с собою?
- Да, мне хотелось бы этого предателя руками выдать пану Тонсевскому.
- Нет, Тимофей Федорович, неравно попадемся сами, так бедовое дело: ведь он живая улика.
- Что правда, то правда; придется оставить его здесь.
- Вот то-то же! Ну к чему навязал себе на шею эту заботу? Кабы твой Омляш меня послушался, то давно б об этом Милославском и слуху не было; так нет!.. "Мне, дескать, наказано от боярина живьем его схватить!"
Живьем!.. Вот теперь и возись с ним!
- Да знаешь ли, что этот мальчишка обидел меня за столом при папе Тишкевиче и всех моих гостях?
Вспомнить не могу!.. - продолжал Кручина, засверкав глазами. - Этот щенок осмелился угрожать мне... и ты хочешь, чтобы я удовольствовался его смертью... Нет, черт возьми! я хотел и теперь еще хочу уморить его в кандалах: пусть он тает как свеча, пусть, умирая понемногу, узнает, каково оскорбить боярина Шалонского!