Читаем Юрий Сонин полностью

Бомбёжка в поле, у лесной опушки.

Соседи перепуганы и хмуры.

Развеяны, проедены вещички,

Не пахнет ненавистной прежде манной,

Узлы с тряпьём сменили чемоданы

И бабушка дрожит над каждой спичкой.

Кончалось лето, и война помалу

Одесских беглецов несла к Уралу.

9

В дороге Юре было интересно:

Движенье, люди, много ребятишек.

И целый мир – большой и неизвестный,

Теперь он постигает не из книжек.

Вот мама на коротких полустанках,

Отстать рискуя, воду добывает.

А в битвах искорёженные танки

Куда-то на платформах отправляют.

И все за хлеб, за рыбу, за картошку

Дают часы, одежду, украшенья.

И после каждого столпотворенья

Становится просторней понемножку.

И вновь плывут поля под небом ясным.

И так земля огромна и прекрасна!

10

К зиме Челябинск встретил одесситов.

Цеха на территории тюремной.

Жильё – барак. Не счесть антисемитов.

И мир такой холодный и враждебный.

Пришли станки с одесского завода

И женщины посменно, в три бригады,

Уходят за тюремные ворота

Точить для фронта мины и снаряды.

И мама Юрина со всеми вместе.

Её дружок единственный и верный

Обшарпанный станочек револьверный

Всегда встречает на рабочем месте.

Урчит довольно: «Вот моя подружка!»

И синей лентой стружка, стружка, стружка…

11

В морозной мгле Челябинск развернулся:

Столбы дымов, заводы и заводы,

Миасс замёрзшей лентой протянулся,

Как дар уральской матери-Природы.

Вдоль берегов жилища человечьи –

Домишки серые – не криво и не прямо.

Уныло смотрит хмурое Заречье.

Челяба по-татарски значит – яма.

Приют невольный каторжан советских,

Всё больше осуждённых уголовных,

Живущих тихо, на правах условных,

Жестоких и безграмотных по-детски.

Заречье с городом бывало билось тупо,

На льду Миасса оставляя трупы.

12

Урал терпел военные невзгоды,

Принесенные яростной войною.

Он принимал людей, цеха, заводы,

Урал сражался вместе со страною.

За пару лет Челябинск изменился

И словно позабыл былые беды.

Он в Танкоград могучий превратился,

Залог армейской мощи и победы.

Не покладая рук трудились люди.

В цехах и у мартенов воевали.

И танки – сплав ума и грозной стали

Решили в битвах миллионы судеб.

Сквозь гром разрывов, через рвы и мины

Они врага разили до Берлина.

13

А ближе к центру строились кварталы

Жилых домов, и в них народ селился.

К концу войны построено немало.

И город посветлел, преобразился.

Не позабыть счастливый День Победы:

Взорвалось небо празднично и жарко,

Забыв лишенья, мытарства и беды,

Народ поёт на улицах и в парке.

Людские реки, музыка, ракеты…

Весенний ветер развевает флаги.

И лица женщин, алые, как маки,

Сияют без косынок и беретов:

«Теперь мы лучше заживём, чем прежде!»

И отдан мир безудержной надежде…

14

А Юра Сонин ходит в школу снова

Вдвоём с соседом по бараку Марком.

Коньки и лыжи – две его обновы –

Их бабушка добыла в торге жарком.

Коньки на валенки – верёвка, щепка –

По улице, по насту ледяному

Несётся Юра, разогнавшись крепко,

Но оглянувшись, правит ближе к дому:

Скорее прочь от местного народа.

Он знает нрав челябинских мальчишек –

Коньки отрежут и наставят шишек.

Такая непонятная порода.

И может покататься он на лыжах

К бараку милому и бабушке поближе.

15

А в сорок пятом бабушки не стало.

Закончились дела её земные.

Путей-дорог прошла она немало

По Украине милой и России.

Её язык украинско-еврейский

В Одессе стал смешным одесско-русским.

Но горький опыт бабушкин житейский

Ей помогал сносить все перегрузки.

Она жила для дочери, для внука.

Сама же всю войну недоедала

И часто хлеб свой Юре отдавала.

И смерть пришла, и первая разлука

Слезами в детском сердце отозвалась

И светлой грустью в нём навек осталась.

16

В четвёртом классе Юра оперился,

А в пятом стал проворней и смелее.

Он в пионерском лагере влюбился

И мучился, признаться не умея.

Был опозорен перед всем отрядом,

Когда его приволокли под мышки

И бросили с его «предметом» рядом,

Как куль картошки старшие мальчишки.

Но Аллочка так мило улыбнулась,

С его рубашки пыль она стряхнула

И дружескую руку протянула…

И в сердце Юры что-то повернулось.

Чудесней он и не желал награды.

И он героем стал спартакиады!

17

Закончилась война, и люди потянулись

К родным краям России, Украины.

И многие тогда домой вернулись,

Но вместо дома ждали их руины.

Той осенью и грустной и счастливой

Домой вернулись наши одесситы.

И город, по-осеннему красивый,

Им улыбнулся. Бомбами изрыта,

Войной изранена, но не убита,

Завалена листвой платанов сонных –

Прибежищем ворон неугомонных,

Ждала Одесса верных одесситов.

И каждого встречала, привечая

Гудком в порту, салютами трамвая.

18

Морские дали. Море, море, море.

Солёный ветер и накат прибоя.

Смывают волны боль, тоску и горе,

И небо, словно в детстве, голубое.

Таинственные норы на обрывах,

Где ласточки скрываются пугливо,

Причалы, искорёженные взрывом,

Нависли над волнами молчаливо.

А порт живёт. Ворочаются краны

Над мирными громадами судов.

Серебряные нити поездов

Подводят грузы к борту великанов.

И те, как бы вздохнув гудком прощальным,

Уходят в сине море, к странам дальним.

19

Для Юры незнакомая Одесса

Свои секреты стала открывать.

Бульвары, парки, дальнюю Пересыпь

Он стал теперь своими называть.

Он полюбил Одессу с новой силой,

Теперь уже осознанно и нежно.

И город стал ему навеки милым

И жарким летом, и зимою снежной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары