Юрка Гусь

Длинноногая, стройная, ростом с Юрку, Рита стоит посредине избы и маленькие кулаки ее упираются в бока. В ясных серых глазах и злость, и смех, и любопытство. И не поймешь, чего больше.

- Дай хлеба!

- Фигу! Будешь вместе со всеми обедать.

- Я сейчас хочу.

- Ведь врешь!

- Я тебе паек отдаю?

- Ну и что ж? Я и кормлю.

- Вот человек!-пыхтит Юрка. - Нужно мне. Понимаешь?

- Скажи зачем?

- С голодухи помираю… от твоей проклятой баланды! И книжки твои барахло!

Дик, сидя на задних лапах, стрижет любопытными ушами. Ему хочется гавкнуть, но он не знает на кого.

У Риты покраснели уши и шея. В глазах испуг.

- Ты… ты вправду, Юра?

Она в первый раз так назвала его: «Юра»… И в голосе- ни тени насмешки! Юрка ошарашенно смотрит на нее. Ему только что хотелось отхлестать ее по щекам, оттаскать за косу… И вот злость пропала. Такую бить нельзя. Стоит, хлопает своими длинными ресницами, вот-вот заплачет…

- Можешь плюнуть в рожу… - Юрка раздавил сапогом захрустевший уголек и даже не заметил.- А жратву дай.

- Бери.

Юрка не двигается с места. Глаза его нащупали на полу угольное пятнышко и прилипли к нему - не отодрать.

- Тип тут один… Ему надо.

- Ага, - кивнула Рита и, мазнув Юрку толстой косой по руке, проскользнула за просвечивающуюся занавеску. На полке матово сияли алюминиевые тарелки.

- Зубы у твоего типа есть? - Рита засунула голову в кухонный стол, и голос ее прозвучал, как из бочки.

- Есть… Как у лошади.

- Нашла, - поднесла она на ладошке кривой коричневый сухарь и тоненький ломтик сала, - больше не могу. Придут с работы голодные… Хочешь, опущу сухарь в щи?

- Не барин… И так схрумкает.

- А откуда этот тип взялся?

- Ниоткуда, - буркнул Юрка, отпихивая настырного Дика от двери. - Нельзя на улицу!

- Погоди, Юр. - Рита кошкой метнулась на печку и зашуршала в темном углу. - Лови! - занавеска колыхнулась, и в Юркину ладонь шлепнулась теплая золотистая луковица.

Выскочив за порог, Юрка спиной уперся в дверь, постоял немного. Дик царапал когтями, повизгивал.

- Не мог побольше сальца оттяпать? - проворчал Ангел и вонзил зубы в хрустящую луковицу. Он в две минуты покончил с сухарем и салом. Даже твердую, как резина, шкурку проглотил вместе со щетиной. Видно, крепко подвело живот у Ангела. И ведь сдохнет, собака, от голода, а лопату в руки не возьмет! Юрка один раз заикнулся об этом, Ангел оборвал: «Запомни! Работают лошади и дураки. А я вольная птица.,. Поклюю - и дальше!»

Ангел вытер жирные пальцы о голенища и, не стряхнув крошек с меховой груди, заскользил к околице.

- Видишь, сосна на бугре торчит? - говорил он на ходу. -›Там большак делает поворот… Мы спрячемся за сосной. Я окопчик вырыл и веток набросал. Как только машина затормозит на повороте, ты-раз, - и в кузов! Пару мешков скинешь - и ладно. Больше все равно не уволочь.

- Чего это я должен прыгать? - Юрка остановился как раз посредине большой лужи. - Прыгай сам, а я в окопчике посижу.

- Ты погляди, - Ангел нагнулся и похлопал себе по голенищам. - Я и двух шагов не сделаю в этих корочках - носом шмякнусь!

«Хорошо бы!» - подумал Юрка.

В крохотном окопчике выступила вода. Сосновые ветки, набросанные под ноги, утонули под сапогами.

- Сам сиди тут, - проворчал Юрка. - Я лучше за сосну спрячусь.

С пригорка хорошо видна дорога. За дорогой ступеньками спускается в лощину лес. Над вершинами сосен и елей стелется голубовато-белесая дымка. Если все время идти и идти прямо, то где-то там, за лесами и озерами, есть один маленький городок. Его можно за час обежать. Посередине города - ворчливая речка - Ловь. В речке - гладкие камни-валуны. Ребята почему-то прозвали их китами. Вода вокруг камня бурлит. Когда лежишь на валуне и смотришь на облака, то кажется, что и вправду плывешь по океану на горбу чудо-юдо рыбы кит.

На берегу Лови стоял небольшой дом. Над ним день и ночь шумели клены и липы. Ветви лезли в окно. В дождливые ветреные ночи клен толкался, царапался, будто просился, чтобы его пустили в дом. Клен и барабанный бой дождя мешали Юрке спать. И тогда появлялись мягкие добрые руки, пахнущие парным молоком и печным дымом. Руки дотрагивались до Юркиных волос, касались глаз, и он засыпал.

Эти руки штопали разодранные в драках рубашки, клали по утрам в школьную сумку завтрак, листали дневник. Иногда они, устав от забот и работы, бессильно падали на колени. Но когда Юрке грозила беда, руки наливались силой. Они оберегали его, защищали от всех жизненных невзгод и никогда не делали больно. И вдруг в один грохочущий день в Юркиной жизни н^ осталось ничего: ни лип, ни дома, ни добрых рук…

- Гусь! Гусь! Да ты никак спишь? - Ангел из окопчика хватил кулаком по сапогу.- Продери глаза, едут!