Юркины бумеранги

— Твоя мама потом сможет мне сшить второй? Да, Лен?

— Конечно! — уверила её Ленка. — Вот только Катюшка поправится.

— Всё, к Егору! — скомандовал Сашка.

Бродяги оседлали своих коней и помчались к дому над обрывом. Им открыл Егор.

— Здравствуй, есть дело, — сказал за всех Олежка.

— Заходите, — просто ответил тот, запуская ребят с велосипедами во двор старого дома.

4

Ленка ходила по Хижине, сжав бледные губы. Она то и дело наматывала на палец прядь светлых волос, поправляла костюм и каждую минуту спрашивала, все ли у нее в порядке: не растрепались ли волосы, не размазался ли грим — и так без конца.

— Я страшно волнуюсь! — говорила она и вдруг спросила: — А ты разве нет?

Петька пожала плечами. Ей было весело и чуть-чуть страшно, как перед экзаменами, а Ленку она вообще не понимала: играла та замечательно, Петька была уверена, что все восхитятся подругой. Чего же зря волноваться?

— Я обязательно все слова забуду, — запаниковала Ленка и схватила тетрадку с пьесой. — Я уже ничего не помню. Петь, пойдем соку выпьем?

— Да я лопну сейчас! — возмутилась Петька. — Мы уже ведро сока, наверное, выпили.

— Ну пожалуйста, Петенька, ну ради меня!

Петька вздохнула, пересчитала оставшиеся монетки и сказала:

— Ладно, пошли. Но в последний раз! Имей в виду.

Прямо в костюмах они спустились с чердака и побежали в ближайший магазин, где продавали соки в розлив.

— Два стакана сока! — выпалила Петька, опуская во влажное блюдечко монетки. — Тебе какой? Нам яблочный с мякотью и кизиловый.

Молоденькая невозмутимая продавщица достала трехлитровые банки с соками. За сегодняшний день девчонки прибегали сюда пятый раз. На Ленке странно сказывалось волнение: ее начинала мучить жажда. Они перепробовали уже все имеющиеся в продаже соки (томатный, персиковый, яблочный с мякотью, гранатовый, кизиловый), уже пошли по второму кругу и истратили все деньги. Ленка пила всегда медленно, маленькими глотками и успокаивалась.

— Скорей бы уже начало, — сказала Ленка, допивая сок.

В магазин влетел Лешка — Злой пират.

— A-а, вот вы где! Капитанша всех собирает. Стакан гранатового сока, пожалуйста.

Петька усмехнулась. Заметно было, что Лёшка (нахальный Лёшка Ахмеджанов!) тоже волнуется.

— У тебя ус отклеился, — сказала Петька. — Дай поправлю.

Она потянулась к Лёшке, но тот отскочил как от огня.

— Чего ты дергаешься?

Лёшка смутился, пробормотал:

— Нет, я просто… я сам поправлю.

— Тебе же не видно.

— Я перед зеркалом. Ну не трогай! — Он грохнул стаканом с недопитым соком о прилавок и выбежал из магазина.

— Чумовой какой-то… — растерянно пробормотала Петька.

Ленка весело посмотрела на Петьку.

— Тебе не кажется, что… — начала было Ленка.

— Нет! — резко перебила Петька, потому что ей как раз казалось. — Не надо, Лен… Ну что мне с этим делать?

Глаза у Ленки стали хитрые-прехитрые.

— Ай да Ахмеджанов!

— Входи в роль! — рявкнула на нее Петька. — Русалочка должна быть доброй и бесхитростной.

Петьку жгло странное чувство: смесь досады, жалости, вины и неловкости. Будто это она влюбилась в Лёшку, которому она нужна, как рыбе галоши, и будто все про это знают. Она посмотрела на Ленку.

— Я же не виновата… Я же, наоборот, с ним всегда ссорюсь!

Голос у Петьки был такой страдающий, такой жалобный, что Ленка не обиделась на крик, обняла подружку за талию и сказала серьезно:

— Жизнь — сложная штука.

У Камня устроили сцену. Дядя Сева выделил театру несколько листов старой фанеры, кусок вылинявшей светло-зеленой ткани, бумагу и краски. На фанере Олежка и Денёк нарисовали средневековый замок. Из полотна сделали занавес. На верхний край ткани Сашкина мама нашила колечки для штор, в них продели бельевую веревку, которую натянули между качелями и горкой так, что занавес как раз отгородил условную сцену. Напротив Поляны поставили два ряда скамеек и три ряда стульев.

Зрители уже потихоньку начали собираться, и Петька ощутила дрожь в сердце — она назвала ее «Ленкин синдром». Всё ли в порядке, ничего ли она не забудет, ничего ли она не перепутает? Петька поделилась своими переживаниями с братом. Олежка хмуро кивнул в сторону нарисованного замка — там стайкой стояли все артисты. Ленка у зеркальца, которое держал для нее Генка, поправляла волосы; Генка что-то говорил (наверное, слова повторял); Лёшка и Сашка репетировали самую сложную свою сцену — дуэль; Арина Аркадьевна что-то объясняла Деньку, показывая то на декорации, то на занавес. Морюшкин, который на репетициях так здорово (лучше всех, даже лучше Ленки) играл веселого шута, был совсем невесел. Уткнувшись в растрепанную тетрадку с пьесой, он шевелил пухлыми губами, а колокольчик на его цветном колпаке позвякивал, будто Морюшкина бил озноб.

— Да-а… — пробормотала Петька, чувствуя, что ее собственный страх куда-то уходит, а вместо него появляется решимость. А когда Олежка сказал: «Глупо, конечно, но я тоже страшно волнуюсь, даже в туалет постоянно охота…» — Петька поняла, что надо что-то делать. Она подошла к Егору и шепотом потребовала:

— Дай мне горн.

— Вот тебе раз! — удивился Егор. — Ты же хотела у костра играть — для Денька.

— Ну дай! Мне сейчас важнее.