— Ну… если бы я сказала, что веду у вас секцию карате, мне бы мало кто поверил.
Петька хихикнула.
— А когда начнем репетировать?
— О господи, Лизок, я не собираюсь всерьез открывать театр! Это просто чтобы вас оставили в покое… — Арина Аркадьевна наткнулась на Петькин взгляд. — Хотя, наверное, ты права, пообещала что-то там показать…
— Бабушка! — вскочила Петька, — Ты не можешь! Все ребята ждут. Весь двор ждет. Ты обещала спектакль. И Морюшкина взять…
— Какого еще Морюшкина?!
— Виталика!
— Ах, Виталика… — Бабушка явно не ожидала такого поворота событий и растерялась. — Но, Лизок, театр, сцена… это было так давно!
— Вот и… тряхни стариной!
Арина Аркадьевна задумалась.
— И впрямь, что ли, тряхнуть?
Петька бросилась ей на шею.
— Я всегда знала, что ты самая лучшая бабушка на свете! — завопила она.
— Лиза, я еще не…
— Ну, Арина Аркадьевна, дорогая, боюсь, вы теперь не отвертитесь от этой банды, — насмешливо сказал дедушка, внезапно появляясь на пороге.
— Я и не думала, дорогой Сергей Арсеньевич, — парировала Арина Аркадьевна, подмигнув Петьке.
3
Весь следующий месяц запомнился Петьке как сплошная безостановочная чехарда репетиций, занятий и поздних посиделок в Хижине. У Бродяг не было ни одной свободной минуты.
Иногда Арина Аркадьевна усмехалась:
— О-о, вы еще пожалеете, что я помогла вам!
Но напрасно она на это рассчитывала: всем Бродягам нравилась затея с театром, а Петька, вообще, была счастлива. Петька очень гордилась своей бабушкой, она и себя чувствовала причастной к великой театральной жизни. «Рампа», «мизансцена», «амплуа» не были для нее словами из другой жизни, и портал от авансцены она отличала, и задник с кулисами и занавесом не путала, и знала, что такое «партер». Теперь Петька «заносилась» перед друзьями, кидаясь профессиональными словами и театральными правилами.
Генка однажды не вытерпел и сказал:
— Слушай, Петище, хватит задаваться!
Петька посмотрела внимательно на Генку и перестала строить из себя великую актрису.
Генка был ее старым товарищем. Их мамы вместе в роддоме лежали и первое время по очереди вывозили их в одной коляске гулять. Петька с Генкой ходили в одни ясли, потом в один детский сад. Потом стали учиться в одном классе. Даже путевки в лагерь им брали на одну смену, и попадали они в один отряд. Иногда Петьке казалось, что она с Генкой встречается чаще, чем со своим братом Олежкой.
У Генки круглое лицо, строгие серые глаза, волосы ежиком и лопоухие уши. Он очень умный. Дело даже не в том, что он здорово задачки по математике решает или пишет без ошибок диктанты даже за седьмой класс, просто он хоть и редко говорит, но всегда толково и по делу. И никогда не врет. Когда такой человек говорит: «Не задавайся», то хочешь не хочешь, а задаваться перестанешь.
Долго мучились с выбором пьесы. Капитанша Арина хотела поставить что-нибудь из классики, «вечное», но ничего не могла подобрать. Наконец Егор предложил:
— Надо самим написать пьесу.
— Но, дорогой мой, это же вам не школьное сочинение! — бурно и насмешливо запротестовала Арина Аркадьевна. — И даже не стихотворение. Драматическое произведение — труднейший жанр! Там должен быть конфликт, его решение, должно быть выверено каждое слово. И мораль! Да, должна быть мораль, идея! Нет-нет, это нам не по зубам.
Егор пожал плечами: не хотите — как хотите, но через два дня пришел к Петушковым с тоненькой тетрадкой в яркой обложке. Арина Аркадьевна прочитала и хмыкнула.
— Что ж! — сказала она. — Неплохо. Очень даже… У тебя есть дар слова, Егор. Я, если честно, не ожидала. Извини, что сомневалась в твоих способностях. Елизавета! Труби общий сбор! Сегодня — читка пьесы.
Пьеса называлась «Жизнь и приключения Вольных Бродяг из Заколдованного Леса», и была она про то… Ну, в общем, про то, как дети играют. Наверное, не только в этом дворе, но и в тысячах других. Во всех городах. Больших и маленьких. И во всех странах мира. Так казалось Петьке в тот день, когда прочитали в Хижине Егорову пьесу. Она объединяла многих героев любимых ребячьих книг и была о вечном: о дружбе и предательстве, любви и ненависти, добре и зле. И добро, конечно, побеждало.
— Здорово! — тихо сказала Ленка, когда Арина Аркадьевна закончила читать (Она хотела предоставить это право автору, но Егор смутился, застеснялся и отказался).
— Чур, я буду Робин Гудом! — вскочил Сашка.
— Хитрый! — протянул Генка.
— Роли должен режиссер распределять, — важно сказала Петька и посмотрела на бабушку: «Правильно я говорю?» А потом мельком на Генку: «Я не задаюсь, но ведь правда режиссер должен».
А Арина Аркадьевна между тем задумчиво смотрела на ребят и постукивала пустой трубкой. («При детях не курим».)
— Ну, Александр Строев… Попробуйте. Внешние данные ваши вполне соответствуют. Лена, я думаю, ты не против попробовать Русалочку? Отлично… Потрясающий образ злого пирата. Алексей? — Капитанша Арина вопросительно подняла брови.
— Ну, как всегда! — в сердцах хлопнул себя Лёшка по коленке. — Что, у меня внешние данные тоже, того?.. Соответствуют? Всяким злыдням, да?