Как учиться любви? Господь потому и показывает чужую беду, чтобы научить нас: не будь равнодушным к боли твоего ближнего, если можешь помочь — помоги, если не можешь помочь делом — сострадать–то ведь можешь ему. Молись за него, молитва, вознесенная с любовью, имеет великую силу. Тем самым мы упражняемся в любви и учимся любить.
Некоторые говорят, что любовь в них пребывает, а даже не знают, что такое любовь, или же кто вникнет в нее?
Если презираешь хоть одного человека, ты далек от Небесного Царства. Любовь — мать всех добродетелей. Сердце прежде всего принадлежит тому, от Кого дано оно тебе, —
Очень трудно подробно рассказать о благодати и духовных дарованиях отца Гавриила. Иногда, глядя на него, терялось ощущение, что он — смертный человек. Однажды мы сидели в его келье. Отец Гавриил молча лежал на кушетке. Вдруг он прервал молчание и сказал:
— Я был на Шавнабада43
.Мы удивились, матушка Параскева не замедлила спросить:
— Как, отче, вы же находитесь с нами?
— Отец Гавриил посмотрел на нас и сказал:
— Обозрел душой. В монастыре — строительство, и из–за этого иногда отец Шио не знает, сколько людей у него в монастыре. Поэтому он сейчас сидел за трапезой и считал присутствующих. Я оставил им свои молитвы и благословение.
И вправду, на следующий день отца Гавриила посетил отец Шио. Он взял благословение и после короткого разговора попрощался с отцом Гавриилом. Во время прощания матушка Параскева в знак расположения и внимания расспросила отца Шио о состоянии дел в монастыре. Отец Шио ответил ей:
— Что сказать тебе, матушка, у нас строительство, и столько людей приходит и уходит, что иногда даже не знаю, сколько нас там человек. Например, я вчера считал людей за трапезой.
Матушка Параскева, которая хорошо знала о духовных созерцаниях отца Гавриила, спросила его:
— Отче, прошу вас, скажите мне, как вы видите сокрытое в людях?
Отец Гавриил ответил:
— Возьми зеркало и загляни в него, ты не можешь видеть себя так, как я тебя вижу. Ты думаешь, легко смотреть на пороки и горести людей, ведь они — мои ближние.
Я знаю из собственного опыта, и многие говорили мне, что в его келье люди менялись странным образом. Если ты находился в келье, а отец Гавриил даже не заводил разговор с тобой и все время, пока ты был в келье, хранил молчание, в тебе все–таки происходило какое–то странное внутреннее действо. Разум уравновешивался и обретал силу какого–то здравого мышления. В то время ты в основном начинал думать о скоротечности мира сего и собственной греховности, резко усиливалось чувство ощущения благости Божией и твоей отдаленности от Него из–за твоего неподобающего бытия.
Вначале, когда я только начал посещать отца Гавриила, я не понимал, что означали тихий плач или же мокрые глаза посетителей: я думал, что им угрожала какая–нибудь большая опасность, и именно в этом и была причина их слез. Позже я понял, что это было действие Святого Духа, возбужденное в них отцом Гавриилом. Однажды отец Гавриил сказал нам:
— Когда вы приходите ко мне и сидите у меня, это для вас то же самое, что и многократно выслушанная вами церковная служба. Господь дал мне силы удалять из человеческих умов неподобающие мысли и влагать в них то, что лучше для обретения Небесного Царства.
Отец Гавриил говорил нам о Божественной литургии:
— Если бы вы видели, какая благодать нисходит во время литургии в храме, вы бы собрали пыль и умыли бы себе лицо этой пылью.
Отец Гавриил, конечно, не приравнивал себя к благодати литургии, так как лучше нас ведал о Божественной природе литургии. Этим он только показал нам бытие немощного человека. Хотя литургия наибожественна, но реальность, к сожалению, такова, что из–за неподобающей готовности к ней и недостаточно добродетельной жизни перед Богом мы преимущественно неглубоко переживаем это дарование благодати Божией и не пребываем в ней. А она одна творит в нас благое изменение и жажду Бога при каждом к ней приближении. А у отца Гавриила, посредством дарованной ему свыше силы, человек без собственных усилий и трудов испытывал благую перемену, существенную для стяжания Небесного Царства, — глубокое, внутреннее раскаяние.
Он беседовал спокойным и звучным голосом. Его слово имело необычайную силу, было понятным и проникновенным для всех. Его проповеди часто начинались с самоуничижения: