Юродивый Гавриил (Ургебадзе), преподобноисповедник

Всецелое соединение с этим огнем — это обо́жение, для достижения которого ему, кроме личного стремления и молений, необходима еще и внутренняя жестокость по отношению к себе, отсечение всего личного и забвение всего собственного, что без большого смирения и самоуничижения никак не достигается. Надо любить всех, видеть в каждом брата и ближнего, помня, что Господь наш Иисус Христос пострадал за всех и каждого. Любовь ко всем — значит служение всем, но с мудростью! Ее, эту мудрость, и дарует Господь Бог всякому, на кого призрит и облечет его Своей всесовершенной любовью.

До воссоединения человек тщится и всем существом своим стремится к неразлучному сопребыванию с Богом, а после воссоединения пребывает в любви, где великая безмятежность, мир и упокоение. Там — подвиг и труд, так как недостает полноты и цельности; тут же — великая безмятежность, мир и упокоение, ибо уже полнота и пребывание в этой полноте.

Все прекрасно и божественно у Иоанна Синайского, который столь впечатляюще описывает ступени духовного усовершенствования человека, но только не хватает одного и окончательного состояния, которое есть дар Божий, венец и совершенство всего — именуемый любовью и обожением.

Тут единственно любовь, любовь — и больше ничего. Человек целиком и неразлучно пребывает с Богом, что и есть полное единство. Ум человека останавливается, мысли полностью исчезают из головы, он ни о чем уже не думает, единственно созерцает Бога и делает, и говорит лишь то, что видит и слышит от Бога. Обо́женный обладает премудростью от начала и до скончания веков.

Однако кто был среди святых обо́женным — это не нашего ума дела (это он сказал, конечно, обо мне). Одного точно знаем — Иоанн Богослов».

Я пришел в изумление от услышанного, так как это представлялось мне чудом из чудес. Я бы подумал, что наверно ослышался, если бы не четко услышанные из уст отца Гавриила дивные речи. В смятении я думал про себя: как это может быть — ум останавливается, мысли исчезают, — ведь это невозможно. Не выдержав неопределенности, я после маленькой паузы спросил:

— Простите, отче, что значит — ум останавливается, мысли исчезают, ни о чем не думает, неужели такое возможно?

— Да. Поверь мне, ближний мой, невозможное человекам возможно Богу. Это непоколебимое действо Духа Святого, дабы обожить человека, возвести его в состояние Божественной любви — венца всех добродетелей. Иначе какое же это единство и с Богом пребывание, когда ум действует, мысли более или менее рождаются в нем, а разум занят размышлением над ними? Полное единение с Богом невозможно без бездействия ума, полного, а не частичного отсутствия мыслей. В противном случае это будет не состояние обо́жения, а всего лишь пребывание на той высокой степени духовного развития, которую преподобный Иоанн Лествичник именует верой, надеждой и любовью.

При этих словах произошло некое чудесное событие этого дня, которое я тогда, будучи в гостях у отца Гавриила, не воспринял должным образом. Будто бы ничего сверхъестественного, так выслушал я последующие слова, являющие нечто дивное.

«Единственно любовь, невозможно всячески без этого. Сознание должно остановиться, и никакие мысли не должны пребывать в нем. Вот подобно мне, — и, поднеся кисть правой руки к голове, два- три раза постучал пальцами по ней медленным движением. — Самому этого не добиться, ближний мой, только Дух Святой может сотворить в человеке подобное, удостоить его такого чуда. Хотя какая мне честь в подобной благодати, ведь я же всего лишь по старости так, что и мысли в голову не приходят и ум бездействует.

Обо́женный, ближний мой, уже не для себя живет в мире сем грешном, но единственно для пользы других. С великим смирением скрывает себя от людей, дабы не попалить их. Ибо если начнет жить неприкровенно, в полную силу, не выдержат люди истинного образа его жизни и поглотит их зависть. Но даже если не зависть, все равно не вместить им подобное, настолько превышает это состояние силу их разумения.

Относительно же того, что любовь есть венец совершенства, единственно любовь и обо́жение, и об этом не говорится даже у высокочтимого Иоанна Синайского в описанной им „Лествице“ добродетелей, да и у позднейших не сказано, то в этом Промысл Божий, для меня приберет Бог это слово.

Та же любовь является окончательным и совершенным смыслом притчи о десяти девах. Пяти юродивым девам в этой притче не хватает именно любви. В этом главный смысл и причина, из- за которой они лишились спасения своих душ.