Юродивый Гавриил (Ургебадзе), преподобноисповедник

До наших дней высказанные толкования на эту притчу были нужны и угодны каждое в свое время, это же последнее толкование Господь соблаговолил приберечь для наших последних времен как самое великое, необходимое и нужное сегодня как никогда. И даровал эту честь мне грешному, тому, кто всю свою жизнь провел в подвиге любви к Богу и ближнему и никогда не щадил себя в этом деле. И что же в этом такого? Ближний мой, что снискал я благодать у милосердия Божия принять дарование этого слова, дабы объявить его моим ближним, объявить, что именно любви требует от нас Бог ныне, и что всеми силами должны мы подвизаться к стяжанию этой добродетели — любви к Богу и ближнему!»

Отец Гавриил все это поучал с великим смирением, что и бросалось в глаза прежде всего. Однако удивительным было то, насколько владычным и сильным было в то же время его слово и суть его повествования.

«Вначале, когда Иоанн Златоуст истолковал эту притчу в плане неимения у юродивых дев добрых дел, то это было от Бога, так было нужно в то время, ибо Господь тогда требовал от людей добрых дел — подобный подвиг был ему в те времена угоден.

Позже прп. Серафим Саровский вновь, уже по новому объяснил эту притчу, придав ей новое осмысление, где причиной погибели юродивых дев он называл недостаток у них благодати Духа Святого. Этим Бог призывал человека к снисканию и стяжанию благодати Божией или иначе Духа Святого, именно в эту сторону благословлял Господь направить все свое подвижничество верующим в Него, то есть основанием и главным смыслом всякого подвига утверждалось стяжание Духа Святого, благодати Божией. Этого требовал в то время от человека его Создатель — Бог, и этого и взыскал бы с него по исшествии из мира сего.

Сейчас же, в последнее время, когда из–за умножения беззакония иссякла любовь многих (см. Мф. 24, 12), человеку как никогда необходимо иметь любовь и надо ему быть мудрым, дабы не отступиться и не отпасть от нее. Ибо сегодня враг рода человеческого изо всех сил тщится вырвать из сердец человеческих любовь и постепенным ее умалением охладить их, а затем и вовсе отлучить от ее живоносного действия.

Бог ныне взыскует от нас любви! Поэтому все наше старание должно быть направлено именно к ее стяжанию в сердцах наших, что возможно лишь через доброделание. Ибо любовь без дел мертва, она — лишь сказанное на воздух пустое слово, которое осудит человека на Страшном Суде, так как только возглашал „любовь“ да „любовь“, а сам вдалеке отстоял от тех дел, которые должен иметь человек любящий перед лицом Господа и ближнего своего. Или если даже имел ее, то не в полную меру своих сил и не прилежал всему, что было возможно, то есть мог и не делал.

Любовь жива, ближний мой, и без добрых дел она умирает. Добрые дела — это благое действо, которое есть жизненная сила любви. В этом истинная любовь и та единственная сила, с помощью которой человек сможет устоять перед соблазнами, тяготой и ужасом последних времен, которые посеет в мире Антихрист и его временное правление».

Тут отец Гавриил окончил свое слово. Мы недолго посидели молча в раздумье, как вдруг снова раздался голос очередного посетителя: «Молитвами святых отец наших…»

Отец Гавриил словом «Аминь!» подтвердил свое согласие на молитвенную просьбу посетителя войти в его келью, меня же с улыбающимся взором благословил: «Ну вот, ближний мой, с миром изыдем».

Подойдя к нему, я взял благословение и отправился восвояси. Придя домой, некоторое время посидел молча под впечатлением беседы. Затем мне захотелось перечитать Евангелие, вернее, пересмотреть то ее издание, которое было осуществлено Стокгольмским Институтом перевода Библии.

Эта книга давно была куплена мной, однако лежала нетронутой, так как я слышал о многих ошибках в ней и неточном ее переводе, и поэтому у меня не появлялось желание перелистать или почитать ее.

Я встал, достал из стола Евангелие, осмотрел книгу внешне, затем раскрыл, желая проверить ее перевод, насколько легко он читается и нет ли в нем ошибок. Книга раскрылась на самом начале Евангелия от Иоанна, на первой главе: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин. 1,1). Затем я перечитал еще несколько стихов и понял, что мнение относительно языковой неточности и неверности текста47 было ошибочным. Хотя, конечно, по сравнению с древнегрузинским языком и переводом, новогрузинский текст во многом уступал.