Юродство и столпничество

Св. юродивые, живя въ міру, вращаясь среди людей и соблазновъ міра, не отклоняли своего сердца отъ христіанской настроенности, потому что свою жизнь они не только начинали во Христѣ, но и продолжали ее въ Немъ. Они служили Богу въ мірѣ, но жили духомъ въ удаленіи отъ міра [DCLXXI]. Какъ въ духовномъ, такъ и въ нравственномъ отношеніи необходимо уединеніе для образованія сильныхъ и глубокихъ характеровъ. Обдуманность, самопознаніе, умѣнье владѣть собою, самоиспытаніе, духовная мудрость бываютъ плодомъ молитвъ и созерцаній. Въ такихъ духовныхъ упражненіяхъ св. юродивые приближались къ небу, и мірскія блага теряли въ ихъ глазахъ свою преувеличенную цѣну; силы ихъ послѣ молитвенныхъ подвиговъ возобновлялись, и св. юродивые всегда были готовы къ новой духовной дѣятельности съ полною вѣрою въ то, что ихъ подкрѣпитъ такая помощь, которая выше всякой земной. Увлекаемые силою воли къ внѣшнимъ и внутреннимъ подвигамъ, св. юродивые старались достигнуть такого состоянія, чтобы ни во внутренней, ни во внѣшней природѣ своей ничего не слышать, никакихъ не ощущать движеній, кромѣ одной мысли, которая бы, какъ струя свѣта, была неподвижно устремлена къ Богу, т. е. состоянія безстрастія. Вся ихъ жизнь и была временемъ пріученія себя къ безстрастію. Мысль о Богѣ была насущною потребностію св. юродивыхъ, которые представляли себя постоянно въ присутствіи Божіемъ, или въ памятованіи о Богѣ. Но это составляетъ только одну сторону созерцанія св. юродивыхъ. Другую же высшую сторону созерцанія ихъ составляло постоянное ихъ размышленіе о безконечномъ величіи Божіемъ, требующее для себя всего человѣка. Такое-то созерцаніе и вело св. юродивыхъ къ безстрастію. При такомъ созерцаніи по ученію св. отцевъ „прежде всего должно всѣми мѣрами удерживать помыслъ, установивъ надъ нимъ трезвенный надзоръ ума, чтобы не дозволять душѣ предаваться не обузданнымъ стремленіямъ по влеченіямъ тѣла, ибо когда душа, приводя въ движеніе свою мысленную силу, какая естественно вложена въ нее сотворившею ее св. Троицею, желаетъ должнаго и надлежащаго, тогда избѣгаетъ она нападеній тѣла, предусматривая и обуздывая безпорядочныя его движенія, блюдетъ въ себѣ приличную ей тишину, и среди безмолвнаго досуга занимается свойственными ей созерцаніями; и сіе дѣлаетъ, по возможности, возводя внимательный взоръ къ достопоклоняемой Троицѣ, и умозаключая о неприступности Божіей славы по преизбытку ея сіянія о свѣтлости блаженства, о безпредѣльной премудрости, о постоянствѣ и неволненности безмятежія, объ естествѣ безстрастномъ и неподвижномъ. Посему душа, соблюдающая мысленную свою силу въ трезвѣніи и приличныхъ дѣйствіяхъ, утвердится въ описанныхъ выше созерцаніяхъ и будетъ упражнять свою нравственность въ томъ, что правильно, справедливо, благопристойно, мирно. А какъ скоро прекратитъ размышленіе и перестанетъ углубляться въ надлежащія созерцанія, возставшія тѣлесныя страсти, какъ безчинные и наглые псы, надъ которыми нѣтъ надсмотрщика, начинаютъ сильно лаять на душу, и каждая страсть усиливается всячески истерзать ее, отдѣляя себѣ часть ея жизненной силы” [DCLXXII]. Очевидно такъ широко понимаемое созерцаніе должно было составлять постоянное занятіе всей жизни св. юродивыхъ. Св. Григорій Богословъ, на себѣ испытавшій благотворныя слѣдствія созерцанія, такъ восторженно говоритъ о немъ: „сѣдая моя голова и согбенные члены склонились уже къ вечеру болѣзненной жизни. Много скорбей встрѣчало мое сердце, и между ними много и кратковременныхъ наслажденій, но я не видалъ еще славы, которая была бы выше и прочнѣе славы – приближаться къ Божеству пренебеснаго Бога" [DCLXXIII]. Путь къ этой славѣ созерцаніе, или, какъ выражается Григорій Богословъ, „мысленное переселеніе къ Богу" [DCLXXIV], только при такомъ состояніи духа и возможна безстрастность какъ къ своему внутреннему я, такъ въ отношеніи другъ къ другу. Св. Василій Великій такъ развиваетъ эту мысль: „человѣкъ сотворенъ по образу Божію, а грѣхъ, увлекая душу въ страстныя пожеланія, измѣнилъ красоту образа. Итакъ, необходимо возвратиться къ первоначальной благодати, которой люди стали чуждыми чрезъ грѣхъ, чтобы снова украсить себя по образу Божію, безстрастіемъ уподобившись Творцу, необходимо направить попеченіе на то, чтобы душа никогда не была обладаема никакою страстью, а напротивъ того, чтобы мысль при нападеніи искушеній, оставалась непоколебимою, и чтобы чрезъ то сдѣлались мы причастниками Божія блаженства" [DCLXXV]. Эти слова ставятъ насъ на ту точку зрѣнія, на которой стоялъ св. Василій Великій, строя идеалъ подвижника. Подвижникъ долженъ достигнуть такого самообладанія, чтобы быть выше всѣхъ и внутреннихъ и внѣшнихъ случайностей въ своей жизни и строго заправлять всѣмъ ея ходомъ, не допуская ни малѣйшихъ уклоненій. Самая любовь, которая должна быть душою всей его дѣятельности [DCLXXVI], должна быть вполнѣ сознательною и находиться подъ неуклоннымъ наблюденіемъ разума [DCLXXVII]. Вообще, какъ можно больше разумно-духовнаго, и какъ можно меньше безсознательнаго, случайнаго – плотскаго – вотъ задача внутренней жизни и внѣшней дѣятельности подвижника, надъ которою онъ долженъ трудиться цѣлую жизнь, чтобы достигнуть безстрастія. Чѣмъ ближе подходитъ подвижникъ къ безстрастности, тѣмъ больше онъ является аскетомъ [DCLXXVIII]. Такимъ образомъ, безстрастіе есть стремленіе къ богоподобію, при которомъ всѣ страсти утихаютъ. Какъ тѣло человѣка находитъ удовлетвореніе потребностямъ своимъ въ жизненныхъ началахъ, изъ которыхъ оно составлено, въ" воздухѣ, водѣ и въ сродныхъ ему питательныхъ веществахъ, а разобщенное съ ними умираетъ, такъ и богоподобный духъ его только тогда можетъ найти полное удовлетвореніе своимъ потребностямъ и жить истинно свойственною ему жизнію, когда будетъ въ непрерывномъ союзѣ съ Богомъ, Котораго онъ есть дыханіе и образъ. Орелъ, надѣленный способностью къ высшему полету не довольствуется пареніемъ около земли, или въ низшихъ слояхъ воздуха, а любитъ устремляться въ воздушныя высоты, парить выше и выше, чтобы ближе наслаждаться видѣніемъ солнца, такъ и богоподобный человѣческій духъ, созданный съ преимущественнымъ стремленіемъ парить умомъ своимъ въ небо и Вѣчность, къ Самому Солнцу міра духовнаго, не можетъ удовлетвориться познаніемъ не только земныхъ вещей, но и всего сотвореннаго. Богоподобный человѣческій духъ, созданный съ безграничнымъ стремленіемъ, естественно стремится къ своему безпредѣльному Началу и Первообразу, и въ Немъ только находитъ полное удовлетвореніе всѣмъ своимъ духовнымъ потребностямъ и стремленіямъ, а все вещественное, временное и конечное, какъ несродное ему и несоотвѣтствующее безграничнымъ его стремленіямъ, не можетъ потому его удовлетворить. Вотъ причина того, почему св. юродивые всѣ силы своего ума устремляли къ Богу. Посвящая почти все время благоговѣйнымъ размышленіямъ о Богѣ, созерцая отраженіе Его совершенствъ въ видимомъ мірѣ и въ собственномъ духѣ, разсматривая пути промысла Божія въ мірѣ и въ особенности стараясь, при свѣтѣ сверхъестественнаго откровенія Божія, уразумѣвать чрезвычайное проявленіе благости, правды и премудрости Божіей въ дѣлахъ людей, при пособіи указанныхъ средствъ богопознанія и при непосредственномъ озареніи отъ Отца свѣтовъ, со дня на день яснѣе познавали Бога, побуждаясь безпредѣльностію и непостижимостію существа и совершенства Его къ новымъ и новымъ размышленіямъ о Немъ. Въ непрерывно-приращающемся вѣдѣніи о Богѣ св. юродивые для своего ума находили наиболѣе сродную, самую питательную и никогда неоскудѣвающую пищу и высокое наслажденіе. Подобно тому, какъ дѣти естественно влекутся къ своимъ родителямъ по единству природы ихъ съ природою родителей, такъ и духъ св. юродивыхъ естественно всѣми силами и всѣмъ своимъ существомъ неудержимо стремился къ соединенію съ своимъ Первообразомъ. Стремясь познать Бога, уподобиться Ему въ нравственномъ совершенствѣ, св. юродивые при свѣтѣ этого познанія и при озареніи свыше яснѣе познавали и самихъ себя. Преуспѣвая, при помощи благодати Божіей, болѣе и болѣе въ любви къ Богу и для стяжанія этой любви подавляя въ себѣ самолюбіе, охраняя сердце свое отъ любви къ міру и силою самой любви къ Богу покоряя и истребляя всѣ страсти, св. юродивые нравственно возвышались свободою духа и въ самомъ чувствѣ собственной любви къ Богу, вкушая уже неизъяснимую сладость, чувствовали они себя вполнѣ блаженными, когда удостоивались возчувствовать въ сердцѣ своемъ и любовь къ себѣ Божію, по слову Господа: „Любящих меня я люблю" [DCLXXIX], воспламеняясь чрезъ то еще большею любовью къ Нему. Ревнуя уподобиться Богу въ святости, стараясь быть совершенными [DCLXXX], осуществляя въ себѣ образъ совершенствъ, явленныхъ въ жизни и дѣлахъ Богочеловѣка, св. юродивые, при помощи благодати Божіей, со дня на день болѣе украшались богоподобными совершенствами, при сознаніи которыхъ, въ духѣ благодаренія къ Богу и смиренія, исполнялись чистою радостію, подобно той, какую естественно чувствуютъ при видѣ своего тѣлеснаго благообразія и изящества своей одежды, не говоря уже о спокойствіи совѣсти, о сладкомъ чувствѣ безстрастія, которыя всегда естественно сопутствуютъ добродѣтельной жизни. Постоянное же молитвенное настроеніе св. юродивыхъ облекало ихъ силою Божіею, окружало и охраняло ихъ помыслъ отъ страстныхъ мечтаній и дѣлало ихъ безстрастными. Пріобрѣтенію состоянія безстрастности способствовало еще сильнымъ образомъ та житейская обстановка, среди которой дѣйствовали св. юродивые, пріучавшіе себя къ индеферентному безстрастному обращенію съ людьми (напр. съ блудницами). Нельзя отрицать того, что св. юродивые обращались къ своему внутреннему я, провѣряли себя, призывали себя на судъ собственной совѣсти съ цѣлью опредѣлить – чего больше накопилось у нихъ въ душѣ: добра или зла. Правда, они вращались въ обществѣ, но умъ то ихъ былъ занятъ постоянно богомысліемъ; удаленія ихъ въ тайныя укромныя мѣста, всенощныя бдѣнія – что это – какъ не средства для того, чтобы вызвать бодренность сердца, трезвенность мысли, повѣрку себя! вѣдь и всѣ ихъ пощенія, бдѣнія, колѣнопреклоненія, спанье на голой землѣ и др. виды аскетизма суть только дѣйствительныя средства къ достиженію совершенства къ пріобрѣтенію мощи противъ грѣха: они „постятся, чтобы смирить свою буйную плоть, совершаютъ бдѣнія, чтобы изощрять свое умное око; спятъ на голой землѣ, чтобы не разнѣживаться сномъ; уединяются, чтобы избѣжать и малѣйшихъ поводовъ къ учиненію чего-либо оскорбляющаго Всесвятаго Бога: творятъ молитвы и иныя совершаютъ дѣла благочестія, чтобъ вниманіе ихъ не отходило отъ небесныхъ вещей, – дѣлаютъ все это не для чего другого, какъ для того, чтобы лучше познать свою собственную худость и благосердную благость Божію, чтобы научиться и расположить ее псслѣдовать Господу Іисусу Христу, съ самоотверженіемъ и крестомъ на раменахъ своихъ и чтобъ больше и больше возгрѣвать въ себѣ любовь къ Богу" [DCLXXXI]. Если этими мотивами руководились св. юродивые, а иными они не могли руководиться, въ достиженіи нравственнаго совершенства, то, значитъ, самоиспытаніе для достиженія безстрастія было главнѣйшимъ ихъ духовнымъ занятіемъ. И дѣйствительно, по взгляду св. отцевъ (препод. Іоанна Лѣствичника, Исаака Сирина и др.) безстрастіе, понимаемое въ смыслѣ окончательнаго погашанія взыграній плоти и помысловъ, достигается лишь тогда, когда человѣкъ не только разбираетъ ту или другую свою мысль въ отдѣльности, то или иное чувство или желаніе, но бываетъ занятъ настроеніемъ своей душевной жизни, а условіемъ къ установкѣ вполнѣ здраваго, нормальнаго настроенія человѣческаго духа и служитъ провѣрка личныхъ ощущеній и взглядовъ на свою внутреннюю жизнь, или, выражаясь точнѣе – бодрственность сердца, когда человѣкъ съ спокойно, но съ углубленнымъ и сосредоточеннымъ вниманіемъ, разсматриваетъ себя, на всемъ пути своей жизни, сопоставляя всякаго рода случаи и впечатлѣнія, входящіе обыкновенно въ его жизнь. Присутствія такого самоуглубленія въ св. юродивыхъ отрицать нельзя и св. Церковь, воспѣвая ихъ подвиги, постоянно отмѣчаетъ это ихъ самосозерцаніе. „Мудрою мыслію утвердилъ еси душу свою, поработивъ плотская мудрованія духу", поется въ общей службѣ св. юродивыхъ [DCLXXXII]. „Сердце твое скрижаль очищену св. Духа благодать обрѣтши, отче, написа совершенно безстрастіе", говорится въ канонѣ [DCLXXXIII]. „Иже себе познавый, постиглъ еси страхъ Господень", поетъ св. Церковь св. Василію блаж. Духовная жизнь св. юродивыхъ и состояла только въ сближеніи съ Богомъ, а въ связи съ этимъ единеніемъ, по ученію св. отцевъ стоитъ „и сознаніе собственной ничтожности и склонности на всякое зло; частнѣе, духовная жизнь выражается: въ любви къ Богу и нелюбіи къ самому себѣ, въ подчиненіи себя не только Богу, но и всѣмъ тварямъ изъ любви къ Богу, – въ отверженіи отъ всякой собственной своей воли и совершенной покорности волѣ Божіей и въ желаніи совершать все это отъ чистаго сердца, въ славу Божію [DCLXXXIV], только для одного благоугожденія Богу, только потому, что такъ хочетъ Онъ Самъ, что такъ надлежитъ любить Его и работать Ему. Но для достиженія такого совершенства необходимо подавить сначала собственныя волненія и, наконецъ, совсѣмъ ихъ погасить и умертвить" [DCLXXXV]. При помощи Божіей св. юродивые, какъ вѣритъ св. Церковь, и умерщвляли свои волненія [DCLXXXVI], путемъ аскетическихъ подвиговъ (поста, молитвы, созерцаній и пр.), порабощали всѣ чувства [DCLXXXVII] духу для того, чтобы взойти на гору безстрастія. А восходъ этотъ и совершается, по словамъ епископа Ѳеофана, только тогда, когда огонь божественнаго духа, внѣдряясь въ человѣка, начинаетъ дѣйствовать въ немъ. Онъ дѣйствуетъ во все продолженіе духовнаго труда надъ очищеніемъ сердца, и всю силу свою являетъ только тогда, когда умолкнутъ страсти. Вещество страстей, будучи изнуряемо божественнымъ огнемъ, потребляется, а по мѣрѣ того, какъ вещество искореняется, и душа очищается, отходятъ и страсти. Безстрастіе есть какъ бы воскресеніе души прежде воскресенія тѣла, когда въ человѣкѣ ничего не остается ветхаго, а появляется все новое [DCLXXXVIII]. Это полное и, между тѣмъ, всегда возрастающее совершенство совершившихся о Господѣ такъ освящаетъ умъ и восхищаетъ его отъ вещества, что часто отъ жизни въ тѣлѣ изступленіемъ возноситъ на небо къ видѣнію. Безстрастный ко всѣмъ предметамъ, возбуждающимъ и питающимъ страсти нечувствителенъ, и они никакого дѣйствія на него не производятъ, хотя находятся предъ его глазами. Это оттого, что онъ весь соединенъ съ Богомъ. Приходитъ онъ въ блудилище – и не только не чувствуетъ движеній страсти, но и блудницу приводитъ къ чистому и подвижническому житію" [DCLXXXIX].