„Для мертваго, продолжалъ св. юродивый, подобнаго тебѣ, все возможно, кромѣ нечестія – сойди внизъ и пройди". „Я не выхожу 25 лѣтъ, какъ-же теперь пойду?" отвѣчала затворница. „Вотъ не говорила-ли ты, замѣтилъ св. Серапіонъ, я умерла для міра, очевидно, поэтому, что и міръ для тебя не существуетъ. А если такъ, то мертвый ничего не чувствуетъ и для тебя должно быть все равно – выйти или не выйти". Затворница пошла. Когда она дошла до одной церкви, св. Серапіонъ сказалъ ей: „если хочешь меня увѣрить, что ты умерла, а не живешь для людей, то сними съ себя все платье, какъ вотъ я, положи его на плечо и ступай по городу, а я пойду впереди тебя въ такомъ же видѣ". „Но если, отвѣтила она, я сдѣлаю это, то многихъ соблазню такимъ безстыдствомъ и кто-нибудь скажетъ, что это сумасшедшая или бѣснующаяся". „А тебѣ что за дѣло, если это скажутъ, отвѣчалъ св. Серапіонъ: вѣдь, ты говорила, что умерла для людей, а мертвецу нѣтъ никакой до того нужды, бранитъ-ли его кто или смѣется надъ нимъ, потому-что онъ нечувствителенъ ко всему". Тогда затворница сказала: „прикажи мнѣ сдѣлать другой подвигъ; теперь я еще не дошпа, а только молюсь о томъ, чтобы дойти до такой степени". „Смотри же, сестра, сказалъ св. юродивый, не величайся, будто ты святѣе всѣхъ, и не хвались, что умерла для сего міра. Вотъ ты узнала, что жива еще и угождаешь людямъ. Я могу быть болѣе мертвымъ, чѣмъ ты, и что я умеръ для міра, могу доказать дѣломъ, – именно тѣмъ, что равнодушно взираю на него, ибо не стыдясь и не соблазняясь, могу сдѣлать то, что приказываю тебѣ" [DCXCVI]
. Такимъ образомъ, на основаніи разсказаннаго можно заключать, что св. юродивые, препобѣдивъ свою плоть, препобѣждали естество и становились выше его, такъ что все окружающее не могло оказывать на нихъ растлѣвающаго дѣйствія и потому, они пребывали въ міру безстрастными. „А особенно Симеон в столь великое пришёл бесстрастие, что тело его стало, как будто бесчувственное дерево, не ощущающее никакого сильного желания, так как все члены его были умерщвлены " [DCXCVII]; онъ, „Такой чистоты и бесстрастия достиг святой, что и, играя, среди женщин, пребывал, как чистое золото среди огня, и много раз бесстыдные женщины срамно щекотали его, влагая руки в его недра, но он оставался как будто мёртвый, подобный бесчувственному дереву” [DCXCVIII]. Надо думать, что безстрастность такая въ св. юродивыхъ была вслѣдствіе того, что они постоянно слѣдили за своими душевными движеніями и сохраняли свой умъ отъ страстныхъ помысловъ непрестаннымъ молитвеннымъ созерцаніемъ Бога, такъ какъ страсти, по ученію преподобнаго Ѳеона и Діокла, охватываютъ существо человѣка тогда, когда умъ его перестаетъ мыслить о Богѣ, и по необходимости подпадаетъ человѣкъ подъ власть духа плоти [DCXCIX]. Вотъ объясненіе того случая, когда св. Симеонъ, однажды пройдя по городу нагой, зашелъ нагой же въ женскую баню. Притомъ, онъ и самъ другу своему Іоанну діакону объяснилъ свои чувствованія въ женской банѣ: „Поверь мне, брат, что всё равно, как дерево среди дерев, так и я был среди них, не ощущая, что имею тело, не думая, что среди телесных существ нахожусь, но вся моя мысль была устремлена на Божие дело." [DCC]. Св. Виссаріонъ, находясь у блудницы, остается безстрастнымъ. Всѣ св. юродивые именуются св. церковью мужами безстрастія [DCCI].