Юродство и столпничество

Само собою разумѣется, что самоотверженіе въ такомъ смыслѣ не вдругъ пріобрѣтается и мы знаемъ, что св. юродивые умирали мало по малу для міра, постепенно порабощая тѣло духу, по слову апостола [DCCLXXIX]. Такимъ образомъ, самоотверженіе есть смерть ветхой человѣческой природы, но не есть потеря личности, совершенное уничтоженіе природы. Напротивъ, самоотверженіе возвращаетъ человѣку власть надъ самимъ собою, дѣлаетъ его свободнымъ, такъ какъ самоотверженный человѣкъ, становится выше всего, его окружающаго, выше даже самого себя, ни къ чему на землѣ онъ не влечется и ни къ чему не привязывается, и поэтому, по духу своему является свободнымъ.

Въ чемъ же выражается духовная свобода самоотверженнаго человѣка?

Такъ какъ эгоизмъ владѣетъ чувственною природою человѣка посредствомъ плотскихъ удовольствій и наслажденій, то духовная свобода силою самоотверженія прежде всего возвышается надъ человѣкомъ, побѣждая похоть плоти [DCCLXXX].

Эгоизмъ держитъ волю человѣка въ цѣпяхъ, скованныхъ, такъ сказать, изъ сокровищъ и благъ міра, самоотверженіе расторгаетъ эти цѣпи, и человѣкъ, разрывая связь сердца съ земными сокровищами, разсуждаетъ такъ съ апостоломъ: „Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести [из него]. 8 Имея пропитание и одежду, будем довольны тем" [DCCLXXXI].

Эгоизмъ увлекаетъ многихъ приманкою почестей и славы, самоотверженіе доставляетъ плѣнникамъ этимъ свободу, увлекая ихъ къ почести вышняго званія [DCCLXXXII]. Эгоизмъ основываетъ свое величіе въ умѣ человѣка на умственныхъ отличіяхъ, самоотверженіе, ставя это величіе ни во что, ничего болѣе знать не хочетъ, точію Іисуса Христа [DCCLXXXIII]. Эгоизмъ извращаетъ въ cердцѣ человѣка и самую естественную любовь къ жизни, поставивъ цѣлію настоящей жизни эту же самую жизнь, самоотверженіе разрушаетъ этотъ оплотъ эгоизма, поставляя цѣлію жизни и смерти человѣка Христа Спасителя, потому что самоотверженный возвышается до такой свободы духа, что и самая жизнь нисколько не привязываетъ его къ себѣ и что ему и „Ибо для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение" [DCCLXXXIV].

Такое именно христіанское самоотверженіе мы и видимъ въ подвигѣ „юродства". Оно въ немъ является не столько внѣшнимъ, сколько внутреннимъ, состоящимъ въ отсѣченіи отъ сердца нечистыхъ помысловъ и страстей. Но внутреннее самоотверженіе само собою вызываетъ внѣшнее, а чаще внѣшнее самоотверженіе производитъ внутреннее; такъ въ жизни всѣхъ св. подвижниковъ, а въ частности, св. юродивыхъ, мы замѣчаемъ, что они всегда почти восходили къ внутреннему самоотверженію чрезъ внѣшнее, хотя одно внѣшнее самоотверженіе безъ внутренняго не составляетъ истиннаго самоотверженія и не производитъ духовной свободы, которая побуждаетъ самоотверженно спасать другихъ отъ зноя и холода (св. Серапіонъ), помогать бѣднымъ, полагать душу свою за спасеніе падшихъ и пр. и пр.

Далѣе, „юродство" есть родъ высшей степени самообладанія. Вѣдь, св. юродивые, достигая высшихъ ступеней нравственнаго развитія, не были тутъ навсегда гарантированы отъ преобладанія страстей низшихъ надъ высшими требованіями нравственнаго закона [DCCLXXXV]: и здѣсь то имъ пришлось проявить во всей своей силѣ самоуправленіе. Прежде всего, живя въ міру, они естественно – могли согрѣшать мыслію. Значитъ, и первымъ проявленіемъ самообладанія св. юродивыхъ было надлежащее управленіе своими мыслями, умомъ. Кто научится здраво, спасительно мыслить, тотъ возьметъ верхъ надъ низшими страстями плоти, и христіанскія мысли своею чистотою могутъ прогонять тѣ унизительныя и развращающія мысли, которымъ люди часто любятъ предаваться и отъ которыхъ часто нравственно гибнутъ. Надо полагать, что и чистота отношеній, полнѣйшее безстрастіе св. юродивыхъ (напр. св. Симеона) было проявленіемъ ихъ свѣтлыхъ мыслей. Чистотою мыслей (св. Симеонъ въ женской банѣ) они отгоняли отъ себя всякія плотскія пожеланія, и умъ ихъ не разбѣгался по распутіямъ міра.