– Убила. Он пришел прощения просить. Плакался, что, мол, это все Тодик, что он наговорил… Только он сам меня учил, что говорить и делать – вещи разные.
Юся вздохнула и коснулась полупрозрачного, стеклянного будто, листа игольника. Тот потянулся к мертвым пальчикам, обнял ласково.
А меня передернуло. И не только меня.
– Моего мужа не трогай, – сказала я, просто предупреждая, потому что второй шип вытащить мы, конечно, попытаемся, но вот вряд ли получится.
– Он тебя предаст. Когда-нибудь. Все предают.
– Возможно.
– И ты не боишься?
Я пожала плечами: было бы чего. Как-нибудь… не знаю, переживу, что ли? У меня, в конце концов, сестра имеется. И отчим, который не так уж плох, вон, каждую неделю письма приходят, правда, больше они на отчеты похожи из мастерской.
А с ними – всякая глупая мелочь вроде брошек. Или вот колечек.
Прошлым разом вообще крючки прислал – для ванной комнаты. Премиленькие, в виде морд кошачьих. Эль их сразу и прикрутил, сказав, что и дома любят внимание.
Будет ли мне больно, если эльф вдруг исчезнет? Не знаю, вернется в лес свой или там на границу, осознав, что связывают нас лишь малина да пара вечеров в саду? Будет. Пожалуй что будет. Но я к боли привычная, переживу. А вот подлости в нем нет.
Эльф все-таки. Да и в принципе…
Полупрозрачные плети добрались и до меня, легли на ботинки, тонкие усики вцепились в одежду, поползли выше. Малина тоже так ластилась. И я опустила руку, раскрыла ладонь, позволяя растению взять толику тепла.
Разросся он, однако, на мертвецах.
– Ты хорошая, – Юся покачала пальцем, и острые иглы исчезли в листве, будто их и не было. – Другие кричат. Обзываются.
– Это со страху.
– Мне тоже было страшно. И я кричала. Никто не пришел.
– Тогда – нет. Теперь мы пришли. Показывай.
Саркофаг стоял.
Хороший, однако, массивный, почитай родной брат тех, которые наверху остались. Вот только бока его были щедро изукрашены рунами.
– Подойти не могу, – пожаловалась Юся. – И он тоже… я пробовала.
Обломанные иглы похрустывали под ногами, показывая, что они и вправду пытались, но дело даже не в тяжести камня. Крышку держал не один лишь собственный вес.
Пять серебряных печатей я содрала клинком, благо ритуальный был и острым, и прочным. А вот что касается остального…
– Если она позволит, – начал было Эль, – я…
– Погоди, – я покачала головой и указала в угол. – Посиди пока. Это наше дело.
Обряды на крови не то чтобы запрещены, скорее уж проводят их с высочайшего согласия и под пристальным присмотром старших, которые не допустили бы перерождения. Значит, мальчишка рискнул.
За что и поплатился.
Колечко небось не из простых, тоже на силу родовую завязано. Вот и сидит потомок древнего рода в нашем захолустье, гильдией управляет и давится от злости. Ему бы в столицу, дела вершить, а он тут, что на поводке…
Я провела пальцем по рунному узору.
Хорош. Высекали его старательно, а по остаточным эманациям чувствую, что крепили кровью мастера. Скольких же он положил, склеп возводя? Право слово, будто не склеп, а сокровищницу.
Или…
– Он здесь ничего не оставлял, случайно? – поинтересовалась я, рассекая запястье. Кровь покатилась, заполняя желобки, расползаясь, разрывая древние узы. Благо за сотни лет без подпитки они сами собой истончились.
– Там. Внутри, – ноздри Юси затрепетали. – Зачем ты?..
– Затем, что до тела мы не доберемся, пока крышку не снимем. А то, что писано кровью, только ею снято и может быть.
Старое правило, почти забытое.
– Позволишь? – Эль протянул руку.
– Из тебя и так вытекло больше, чем нужно.
Мой бестолковый муженек лишь печально усмехнулся. Это да… эльфы – они живая сила, и крови их надо немного, пары капель хватит, чтобы напоить камень.
– Тебя одной ему будет мало.
Что ж, в этом смысл имелся. Моя кровь уходила в гранит, а тот оставался холоден, не спешил отзываться.
Кожа у эльфа оказалась теплой. И тонкой. Кровь – красной.
А я смотрела, как она мешается с моей. Узор на запястье зудел дико, но портить столь торжественный момент пошлым расчесыванием божественного клейма не хотелось. А еще камень отзывался. Сперва это походило на эхо чужой силы, но эхо ширилось, заполняло не только тело саркофага, но и всю тайную пещеру.
Вот так. И теперь попробуем собрать нити. Потянуть. Преодолеть полустертую чужую волю.
Что заперто одним, то другому откроется. При соблюдении ряда условий. Рану стоило бы перетянуть, и не только мою. Но потом, сначала… Открывайся, чтоб тебя, или рассыпься прахом. Сгинь, в общем.
И крышка хрустнула, медленно поползла, ломая внутренние – куда ж без них в столь серьезном деле – печати. Она замерла на долю мгновенья, покачиваясь, а после под собственной тяжестью сползла, ухнула в пыль.
Раскололась.
– Юся… – голос мужа донесся издалека. А я еще успела подумать, что это треклятое чародейство не только кровь жрет, но и силы.
– Отпусти ее…
Голова моя лежала на чем-то мягком, а задница – мало того что на твердом, так еще и на остром. Это острое впивалось в левое бедро, заставляя вернуться в сознание.