Юся и Эльф

– Если хочешь, я останусь с тобой. Можешь меня убить. Или… если не сразу, мы поговорим. Я расскажу тебе о мире, который изменился. Или про лес. Ты ведь не бывала в нашем лесу?

– Мы должны были поехать. Свадебное путешествие…

– В Эльверейлелль?

Вот что у эльфов за манера называть все так, чтобы у нормального человека язык узлом завязался?

– Да…

– Это не совсем то. Эльверейлелль создали специально для людей. Он скорее отражение ваших представлений о том, какими должны быть эльфы. Туда любят ездить на отдых. Или просто посмотреть… но и о нем расскажу. Только отпусти ее.

– Ты ее любишь?

– Да.

Вот тебе на. Я уже почти приготовилась глаза открыть, а тут такое признание.

– Почему?

– В каком смысле?

Нога ныла. Рука все еще чесалась, а терпение иссякало, как и, подозреваю, отведенное нам время. Что-то сомнительно, что с восходом солнца Юся возьмет и ослабеет. Нет, что-то другое быть должно…

– Почему ты ее любишь? За что? Она красивая? Я была красивой.

– Для меня – да.

Мило. А еще говорят, что эльфы не лгут… ага, как же.

– Добрая? Умная? Хозяйственная?

Вот тут даже он не выкрутится, потому что хозяйственности во мне, что в бродячей кошке. То ли маменькино наследие, то ли собственная придурь.

– Она просто есть, – Эль осторожно коснулся моих волос. – И этого достаточно. Я не знаю почему.

– Просто есть? И этого достаточно, чтобы ты остался? Умер?

– Да.

– А она… она тоже готова умереть за тебя?

– Не знаю. Но… она же пришла сюда.

На собственную голову. Ладно, подслушивать, может, и полезно, но, подозреваю, мой благоверный давно уже понял, что я отнюдь не в обмороке.

– Лежи, – сказал он, когда я попыталась сесть.

– Сумку дай…

Любит он.

За просто так… за просто так и лебеда не растет, а тут любовь… И не буду я верить. Не собираюсь, потому что… была у меня уже одна любовь, ободрала душу. Правда, теперь я понимаю, что это и не любовь вовсе, что…

Неважно.

– Там склянка быть должна. Синенькая… кажется, синенькая, с желтой пробкой. И с ребрышками, – говорить о склянках проще, чем о любви. И когда Эль подал – с первого раза нужное нашел, надо же, я в собственной сумке иногда теряюсь, а он сумел, – я вцепилась в пробку зубами.

– Ты его крови, – сказала Юся, разглядывая нас с каким-то нездоровым любопытством.

Укрепляющая настойка была горькой.

А тонизирующая оставила на языке характерный привкус гниющего мяса, от которого теперь дня три не избавиться. Когда-то Грета пыталась улучшить вкус, но добилась лишь того, что у мяса появился совершенно неуместный привкус шоколада.

– Чьей?

– Его. Моего Тодика. Слабая, я чувствую. Но его.

– И поэтому ты меня убьешь?

– Пока не знаю.

– Как решишь, скажи, – меня передернуло, зато я сумела подняться, зацепившись за край гроба. Надо же… крови… Матушка была не отсюда. Стало быть, батюшка?

Думать об этом не хотелось. И вообще нежить могла ошибиться.

– Он… другой, который его сын. Или внук. Или кто там… приходил. Раньше. Думал, его сил хватит… предложил откуп… сказал, жизнь за жизнь.

– А ты?

– А я сказала, что мне лишь бы какая жизнь не подойдет.

Принципиальная нежить, стало быть.

Тело в гробу выглядело… да так, как положено мумии, и выглядело. Иссохшие ткани стянули кости, и потому поза казалась странноватой. Истлевшее платье, точная копия того, которое еще держалось на Юсе. Затянутый паутиной венец.

Череп. Остатки волос, приклеившиеся к нему с пергаментной кожей.

– Не смотри, – сказал Эль нежити, набрасывая на тело свою куртку. – Не стоит. Там уже не ты… Позволь.

– У тебя дыра в боку, – на всякий случай напомнила я.

– Мне уже лучше.

Прелесть какая… еще немного посидим, так вообще захорошеет. Герой ушастый, чтоб тебя… Вот выберемся, точно маме нажалуюсь. И бабушке тоже. Пусть потом попробует им доказать, что он взрослый, самостоятельный…

Эль поднял тело:

– Она легкая.

А Юся посторонилась. Всхлипнула.

Ей страшно. Она умерла, но это еще не значит, что она готова уйти. А я… я подошла к ней и протянула руку.

Она же коснулась ее.

Осторожно так, будто не веря, что я и вправду готова поделиться что кровью, что теплом. Наверное, я и не готова. Но показалось, что это прикосновение ей нужно. И мне нужно.

Странно смотреться в черные глаза нежити и искать в них что-то человеческое. Странно рассчитывать на милосердие того, кто сам его не получил. И странно ждать от существа, проведшего много лет взаперти, что оно просто возьмет и простит.

Я бы не сумела.

– Пойдем, – сказала я, сжимая хрупкую ледяную ладошку. – Наверху не так и страшно. А уходить тебе не обязательно.

– Я тебя убью, – всхлипнула Юся. – Он обещал прислать свою кровь… он обещал…

– Такой же засранец, как и его предок.

Наверное, мне стоило раньше озаботиться поисками батюшки. Слышала, всех сироток это волнует и вообще для нормальных людей желание знать свои корни… нормально.

Нашла бы. Бросилась бы на шею… а там… нет, ну его, подобную родню.

– Веди уже, убийца, – я подняла с земли жемчужину.

– Нет. Стой. Возьми. Там. В ногах. Ты сможешь… его кровь, его сокровище… он очень злился, что взять не может. Я обещала, что если он откупится, то я отдам… Отдаю…

Ее улыбка была… нехорошей.