Юстиниан

Проститутки низшего ранга презрительно именовались «пехотой». Стоимость их услуг была невысока — Прокопий говорил о цене в «три обола»[144]. Имелись, естественно, и «гетеры» высшего ранга: одевавшиеся в шелк, украшенные золотом и путешествовавшие в носилках на плечах рабов или верхом. Вот, например, как выглядел выезд на променад успешной антиохийской танцовщицы того времени. Оставляя за собой шлейф ароматов мускуса и мирры, она ехала на добром иноходце, набросив покрывало на плечи (а не на голову, как предписывалось нормами морали обычной женщине), в пышном наряде, «так что всюду сверкало на ней только золото, жемчуга и драгоценные каменья, а нагота ног была украшена перлами. Пышная толпа слуг и служанок в дорогих одеждах и золотых ожерельях сопровождала ее; одни бежали впереди, другие шли следом. Особенно суетный люд не мог досыта налюбоваться ее нарядом и украшениями»[145].

Желающий мог за деньги разделить ложе с ребенком. Как уже было сказано, во времена молодости Петра Савватия нижнего возрастного предела для занятия проституцией не существовало — как и уголовного наказания за педофилию. Девочка могла сойтись с мужчиной, когда ей это позволяли физические возможности. Так повелось издревле: например, в романе римского писателя I века Петрония «Сатирикон» есть сцена лишения девственности ребенка «на вид лет семи, не более» (ребенком же!), притом одна из героинь хвастается тем, что и она сама была вряд ли моложе, когда впервые отдалась мужчине[146]. Мария Египетская «вышла на улицу» в 12 лет.

У сладострастников имелась возможность предаваться утехам и с юношами. Греческий античный мир не видел ничего предосудительного в союзе двух мужчин, особенно если в его основе, помимо похоти, лежало духовное начало. Традиционное римское общество в пору язычия к однополым контактам относилось, в общем, терпимо, хотя и с оттенком некоего, если так можно выразиться, недоумения. То есть гомосексуализм пороком не считался, но это расценивалось как что-то не вполне свойственное Риму, занесенное с Востока или от греков излишество, вычурность. Над этим могли подтрунивать. Например, младший современник Юстиниана, историк, ритор и поэт Агафий Миринейский, подражая древним поэтам, среди своих многочисленных эпиграмм оставил такую:

Пусть же Киприда мое сердце измучит пустое,
Возненавидит меня, если впаду в этот грех!
Ведь никогда не грешил я с мальчишками и не искал их,
Не обольщала меня гнусная эта любовь!
Хватит мне женщин одних, хоть от них натерпелся нимало,
Мальчиков всех Питталак пусть забирает себе[147].

Ограничений было относительно немного: так, половые контакты между мужчинами запрещались в армии; гражданскому лицу высокого звания нельзя было при таком контакте оказываться в пассивной роли; лиц, занимавшихся мужеложством за плату, как и в Древней Греции, презирали.

С принятием христианства гомосексуализм безоговорочно признали грехом, хотя, как видно на примере зрелищ, моральное осуждение далеко не всегда равнялось запрету как таковому. Но с течением времени ситуация ужесточилась. Практиковавшие «греческую любовь» стали объектом не только церковного порицания, но и уголовного преследования. Именно Юстиниан, придя к власти, оказался одним из самых свирепых гонителей гомосексуалистов.

Мужчина, не желавший прибегать к услугам продажных женщин, но при этом не стремившийся вступать в законный брак, мог завести себе конкубину — сожительницу, союз с которой браком не считался, — свободную или рабыню. Именно так и поступил дядя Петра Савватия Юстин, купив рабыню Луппикину. Он, правда, впоследствии на ней женился, что свидетельствует об определенной смелости мужчин Юстиниановой семьи в вопросах любви и брака. Ведь согласно римским представлениям того времени, женитьба свободного на вольноотпущеннице была нежелательной — считалось, что чести свободного более приличествовало иметь женщину низкого происхождения только в качестве конкубины.

Харчевни располагались по всему городу, и желающий закусить или выпить мог выбрать любую в зависимости от возможностей его кошелька и пристрастий. Места наиболее низкого пошиба назывались «фускарии» (по названию римского блюда, фоски — толкушки из уксуса, жареной муки, соли и яиц с горячей водой): там подавали фоску и дешевое вино, пекли лепешки, жарили мясо. Оттуда разносчики со своими лотками ходили по улицам, продавая еду чуть ли не у ворот церквей. Там же — и вино, и игра в кости (которую опять же, став императором, Юстиниан запретил), и продажные женщины.