Судно пришвартовалось к пристани в гавани Юлиана (называемой в народе Софианской - очевидно, из-за близости храма Святой Софии). Имр сошёл по трапу на берег впереди двух слуг (те несли его вещи не в руках или на плече, а на голове) и, разглядывая солидные стены укреплений Константинополя и мощёные улицы, устремился в ворота, находившиеся напротив церкви Святого Фомы. За воротами начинался аристократический квартал с пышными садами и изысканными дворцами, примыкавшими к ипподрому с северо-западной его оконечности. За трибунами пламенела в лучах закатного солнца крыша Халки - входа во дворец императора - сплошь покрытая позолоченными медными листами. Зрелище было очень ярким, и вообще столица в этот тёплый сентябрьский вечер выглядела необыкновенно уютной, по-домашнему тихой, расположенной благостно к вновь прибывшим. Купола церквей, зелень крон фруктовых деревьев, разноцветный мрамор дворцов - всё умиротворяло, создавало иллюзию рая земного, безмятежности и спокойствия.
Особняк Прова тоже утопал в буйной зелени, и охранник-привратник в медной кольчуге под плащом, в шлеме, с саблей в ножнах, представлялся не настоящим, а каким-то игрушечным, несерьёзным. Прочитал рекомендательное письмо на папирусе, завизированное самим Гекеболом, доложил по цепочке, и навстречу ул-Кайсу вышел домоправитель Прова, евнух, милостиво раскланялся, проводил в особняк, показал гостевые апартаменты. Отдохнув с дороги, путешественник отправился на ужин в триклиний, где и обнаружил тучного сенатора.
Тот был старшим из братьев - сыновей сестры Анастасия Дикора, - самый из них вменяемый и спокойный. Никогда не стремился к государственным должностям и обязанности сенатора исполнял постольку-поскольку, без особого рвения, по необходимости - будучи патрикием и вельможей. Деловая активность занимала его намного сильней: кроме торговли хлебом он распоряжался ещё целой сетью хлебопекарен, в том числе и теми, что снабжали армию; это приносило очень крупные барыши. Но вообще по натуре был ипохондрик, мнительный до безумия и советовался с лекарями о своём здоровье чуть ли не каждый день. А здоровье его в самом деле было неважное - лишний вес, из-за этого одышка и дурное пищеварение. С Имром познакомился года три назад, находясь в гостях у Гекебола в Пентаполисе, и тогда же пригласил к себе в гости.
Поприветствовал араба, протянув ему ладонь - мягкую, холеную, пригласил прилечь за соседний столик, равнодушно задал вопрос, хорошо ли доплыл, и, не выслушав до конца, начал жаловаться на жизнь:
- Новый император больно уж шустёр. Прямо не человек, а фонтан какой-то, так и брызжет свежими идеями, из которых многие не на пользу людям. Отказался передать все монетные, оружейные, ткацкие и красильные мастерские в частные руки. Поручил их комиту священных щедрот, чтобы тот вытрясал налоги с глав мастерских - прокураторов. Сделал прокураторами собственных любимчиков. Те ведут себя вызывающе, главы корпораций в панике, не справляются с новыми поборами. А пожаловаться некому - потому что эпарх тоже человек императора и бросает в тюрьму за малейшее подозрение о крамоле.
- Да, серьёзно, - согласился поэт.
- Что ты, не то слово! За провинности карают безжалостно. Но, с другой стороны, за хорошую взятку можно и отвертеться. Деньги решают всё. И народ пока в некоем изумлении, выжидает, чтобы уразуметь, как же приспособиться к этим порядкам. Ну, и мы вынуждены тоже… - Он вздохнул. - Проморгали десять лет назад: надо было вместо Юстина сделать императором моего Ипатия. Он, конечно, болван, каких мало, но зато управляем и предсказуем. А с Юстинианом мы ещё поплачем кровавыми слезами! - Вспомнил о приезжем, начал угощать: - Кушай, кушай, выплеснул на тебя наболевшее, а тебе до наших проблем дела нет.
Начиная трапезу, Имр ответил:
- Почему же, дело как раз есть. - И поведал о своих планах возвращения себе трона. - Как ты думаешь, есть у меня шансы получить поддержку у василевса?
Пров слегка помедлил, углубившись в себя, а потом почесал пальцем бритый подбородок:
- Кто его знает, этого василевса чёртова… Может, есть, а может, и нет. Попытай счастья. Или покори сердце василисы.
- Василисы? - удивился ул-Кайс, сделав вид, что такой вариант раньше не приходил ему в голову. - Но тогда василевс меня убьёт.
- Не убьёт, не бойся. Он настолько любит свою супругу, что всецело ей доверяет. «Жена Цезаря вне подозрений!» Пляшет под её дудку. Терпит то, что в вере она не ортодокс.
Посетитель философски заметил:
- Я считаю тоже, что любить жену надо за её прекрасное тело, а не за поверья.
Вечер скоротали неплохо. Взяв кифару, гость исполнил хозяину несколько поэм на арабском. Тот внимал, смежив веки, и, казалось, спал, но по окончании резво открыл глаза и проговорил вполне искренне:
- Слов не понимаю, но мелодика и ритмика завораживают. Необыкновенно красиво!