— Идемте, Василий Михайлович, — произнёс Лазарев, указывая на двери. И я направился к выходу, мельком отметив, что руки у не до конца расписанного солдатика, который стоял на столе, были окрашены в красный цвет. Как и у первой фигурки в коллекции.
Глава 26
Красные перчатки
Мы прошли в гостиную, где на столе уже стоял заварочный чайник.
— Присаживайтесь, Василий Михайлович, — предложил Лазарев. — Мы просто поговорим о жизни за чашкой чая, а затем вас отвезут в город.
Я сел в кресло. Мужчина в темном сюртуке с белой салфеткой, наброшенной на сгиб локтя, разлил напиток по чашкам. Затем появился слуга, который подал изысканную вазочку с печеньем.
— Много ли вы знаете о периоде Гражданской войны, мастер Юсупов? — начал разговор хозяин особняка и сделал первый глоток.
Он с интересом смотрел на меня, ожидая ответа. И я произнес:
— Мои отец и дядя, как и вы, были участниками тех событий. Они были капитанами двадцатого полка. «Горынычей». Поэтому я с детства слушал истории про эти лихие времена.
Сергей Иванович кивнул:
— И горжусь тем, что был участником исторических моментов. Спустя годы, про меня и вашего дядю будут писать в учебниках истории Империи. В каждом полку были люди, про которых слагали легенды. Капитаны рот и чемпионы. Легионеры множества объединительных компаний. Например, Вечный. Или Падший Ангел. Ваш дядя рассказывал что-нибудь про него?
Лазарев слегка прищурился, внимательно глядя на меня. И я покачал головой:
— Не припомню.
— Единственный отступник из первого гвардейского, за которым охотятся и отступники, и лоялисты, — увлеченно начал Сергей Иванович. — Его имя удаленно, как и то, кем он служил в полку. Но точно ясно, что он был непревзойденным мимиком.
Мужчина отпил еще немного чая и прикрыл веки, словно наслаждался напитком. Но мне вдруг показалось, что на меня смотрят слишком пристально. Лишь усилием воли я заставил себя не оглянуться, чтобы проверить, чьи глаза следят за мной.
— Мимиком? — ровным голосом уточнил я.
— Есть те, кто владеет особенной силой. Они могут принимать вид другого человека, примерять чужую личину, и под ее покровом творить великие дела.
— Когда-то я читал о подобной силе, и в той книге ее носителей не жаловали. И дела их великими не называли.
— Василий Михайлович, не стоит недооценивать противников. И даже если он враг, то надо признавать его силу, чтобы не допустить фатальной ошибки. Наивно считать стоящего перед тобой недруга слабым.
Я не стал отвечать и тоже пригубил чай. Лазарев поставил чашку на блюдце и продолжил:
— Слухи доносят, что за все время после Восстания, Падший Ангел много раз портил планы и нам, и беглым в Европу. В то время я работал главой охранного ведомства. И Падший был первым в списке разыскиваемых. Самым опасным. Он подозревался в случаях с генерал-губернаторами княжеств, которые умирали при невыясненных обстоятельствах. И так же легко он устранял отступников и истреблял целые культы.
— Вот как, — пробормотал я, припоминая сразу нескольких знакомых «отступников» из Серого братства, с которыми мне недавно удалось познакомиться.
Лазарев кивнул:
— Мне кажется, что он действовал не один. Что это была организация, и при гибели одного падшего, его место занимал другой диверсант.
— Интересная теория, — согласился я и сделал глоток чая.
Только сейчас, в ярко освещенной гостиной я заметил большие темные круги, которые залегли под глазами Лазарева. Носогубные складки стали глубже, и уголки губ опустились. И мог поклясться, что несколько часов, когда Сергей Иванович давал интервью группе журналистов, следов усталости не было.
— Вы живете в этом доме один? — уточнил я, и Лазарев кивнул:
— Семья погибла после восстания, — с грустью ответил он. — Однажды под покровом ночи, в город пробралась банда «Упырей». Они напали на семейный особняк. Перебили семью и дружинников. И скрылись в ночи. Я долго выслеживал их.
— Это было нелегко, — поежился я.
— Закон позволял мне чинить месть за пролитую кровь в моем доме.
— Понимаю, — кивнул я, раздумывая о том, почему мужчина не захотел поменять жилище после произошедшего.
Мне было сложно понять, зачем оставаться в огромном особняке, в котором произошла жуткая расправа.
— Я был молод, и это помогло мне не погрузиться в бездну отчаяния, — продолжил мужчина, словно читая мои мысли. — Тогда я верил, что время излечит меня, что однажды я смогу смотреть на произошедшее иначе.
— У вас получилось?
— Полагаю, как хороший душеправ, вы знаете, что время не лечит. Оно лишь заменяет одну боль другой. И предыдущая становится менее отчетливой. Я смог преодолеть душевные страдания, Василий Михайлович.
— И каким же образом?
— Месть, — спокойно ответил мужчина. — На отмщение ушло много времени. Но я не торопился. Потому нашел каждого. И уничтожил всех. Я не мог позволить существовать тем, кто нес ответственность за отнятые жизни моих близких.
Я промолчал, а Лазарев продолжил: