Он говорил и говорил, потому что пока Огненный Див слушает, он не ринется на него и не сомнет, и вообще, может быть, вспомнит, что они, рарахи, когда-то были мирными подземными жителями, то ли даже людьми, то ли не совсем ими, кому это важно, но злобными чудовищами стали только после того, как их коснулась и поглотила души черная магия Ящера, заодно изменив и тела.
Огненный Див, похоже, заскучал, выслушивая о жизни и страданиях такого мелкого существа.
Ютланд вздрогнул и запнулся, когда прогрохотал могучий рев:
– Мне тоже не нужна твоя жизнь… человечек. Я здесь потому, что мне никто не нужен! Ни люди, ни звери, ни дивы. Если ты еще не понял…
– Понял! – крикнул Ютланд поспешно. – Ухожу, ухожу…
Он отступил, стараясь держаться как можно тише и примирительнее, див уже медленно начинает яриться, свод над ним стал красным и вскипает пузырями…
Когда он вскарабкался наверх, конь и хорт стояли над краем обрыва и озабоченно смотрели вниз. Алац даже ухитрился тряхнуть головой, сбрасывая заброшенный на седло повод, и наклонился, чтобы Ютланд ухватился измученными руками за узкий ремень.
Алац, отступая, выволок его наверх, Ютланд немного полежал, отсапываясь, затем заставил себя подняться на ноги и взобраться в седло.
– В город!
Навстречу дул сильный холодный ветер, все посматривали на обнаженного до пояса парнишку с недоумением. Кто-то крутил пальцем у виска, кто-то откровенно хихикал. Раздраженный, он заехал в лавку скупщика охотничьих и прочих трофеев, вывалил на стол клыки ларки, гарлы, усики гигантской осы, уши землегрыза, три головы шалого муравья и четыре – адских, иглы чащобной змеи, чешую чурпыра и пластинки с груди вожака-землегрыза.
Торговец смотрел остановившимися глазами.
– Парень, – сказал он потрясенным шепотом, – ты где это все взял?
– По дороге к вашему городу, – буркнул Ютланд. – Специально останавливался, чтобы иномирника поймать… Он во дворе к седлу моего коня приторочен. Если нужен, отдам за пару серебряных монет.
– Нужен! – вскрикнул торговец. Странный парнишка запросил так мало, что даже не пришло в голову привычно поторговаться. – Еще как!.. Ты его только что добыл?
– Он еще живой, – буркнул Ютланд.
Охнув, торговец выбежал наружу. Ютланд слышал, как он вскрикивает, созывает слуг, работников, велит снять с седла редкого зверя, но так, чтобы и его не повредить, и самим не попасть под его зубы или когти.
Ухмыльнувшись, Ютланд сгреб со стола серебряные монеты и вышел. Хорт посмотрел на него внимательно и, что-то поняв, повернулся и медленно потрусил вдоль улицы, а перед лавкой торговца кожаной одеждой остановился.
Торговец, огромный и невероятно толстый, посмотрел на него с любопытством.
– Кушать хочешь, бедная псина?.. Худой какой, не кормят…
Ютланд спрыгнул с коня рядом с хортом, торговец умолк.
– Мы все худые, – сообщил Ютланд. – И ничего.
– Худой человек, – сказал торговец наставительно, – всегда и худой гражданин. В наши времена нужно носить некоторые запасики с собой, не согласен?
– Зачем?
– Пока толстый сохнет, – сказал торговец, – худой сдохнет. Что-то купить хочешь или только посмотреть?
– Одеться, – буркнул Ютланд.
Торговец сразу подобрел, улыбнулся.
– Да уж, на таком ветру да еще с такими торчащими ребрами лучше не разгуливать… Чем платить будешь?
Ютланд показал горсть монет.
– О, – сказал торговец, – тогда подберем из товаров получше…
Ютланд не перебирал, выбрал крепкие кожаные штаны и душегрейку из толстой кожи мехом наружу. Руки от плеч остались голыми, зато грудь и спина ощутили тепло, он сам подумал пристыженно, что давно нужно было одеться, а то как белая ворона, да еще на таком холоде…
– Спасибо, – поблагодарил он, – так лучше. Это уже Куявия или еще Артания?
Торговец вздохнул.
– Счастливый, если пока не видишь разницы… Хотя для подростков еще нет войны.
Из подсобки выглянул сгорбленный работник и прошамкал:
– И нет куявов и артан, а пока только люди.
Ютланд вышел к коню и хорту, поджидавшим терпеливо на улице, конь фыркнул насмешливо, а хорт подошел и с великим подозрением обнюхал, чихнул брезгливо и скривил морду.
Поднявшись в седло, Ютланд повеселел чуть, а когда случайно вспомнил ту голубоглазую дуру с волосами цвета солнца на закате, тупую и надменную, то постарался поскорее и подальше отогнать видение ее невинного личика с обиженно вздернутыми бровями. Теперь уже не он за нее отвечает, пусть другие мучаются. И нечего о ней думать.
Встречают по одежде, вспомнил он, провожают – как могут. Он тоже эту дуру оценил в первую очередь по пышной одежде, чересчур яркой, богатой и вычурной. А вот у него одежка именно такая, какая нужна, чтобы не мерзнуть, а руки остаются свободными.
Надо было бы еще и харчей купить, как-то забыл вовсе, а голод уже скребет внутренности.
Он повертел головой, рассматривая дома по обе стороны улицы, однако харчевню угадал далеко впереди по шумным выкрикам, пьяным песням, нестройной музыке, а затем увидел танцующих прямо перед распахнутыми воротами постоялого двора.