Ювелир глубоко вдохнул и замер на несколько мгновений. Ночь стояла тихая, почти волшебная. Темнота просвечивала иным. Приглядевшись, можно было заметить в воздухе мельчайшие частицы потустороннего, пыльцу, флуоресцентную зеленоватую взвесь, прерывистой тонкой дорожкой уводящей куда-то прочь от "Старой почты"... Конечно, если смотреть особым зрением. Еще час-полтора, и этот ненадежный след, как ветхая ткань, расползется на лоскуты, растворится, как кусок сахара в чае.
Быстрым бесшумным шагом Себастьян пошел по следу. И почему ей было не остаться в гостинице? Проще и безопаснее. Но, похоже, София никогда не выбирала вариант, который проще и безопаснее. Бродить в одиночку по ночным трущобам Ледума - либо дурость, либо уверенность в себе, граничащая с сумасшествием. Причем уже по другую сторону границы.
Бирюзовая дорожка петляла между домами, пугливо перекидываясь с одной узкой улочки на другую, как след зайца в вымороженном зимнем лесу. София или параноидально опасалась слежки, или попросту заблудилась и не знала, куда идти. Себастьян даже не знал, что глупее, и как раз начал размышлять над этим любопытным вопросом.
Внезапно его внимание привлек отдаленный шум. Похоже на драку или просто какую-то пьяную гулянку. Себастьян почти не удивился, мысленно сопоставив направление своего движения и сторону, откуда доносились крики. Они совпадали.
Ускорив шаг, ювелир практически побежал, опасаясь успеть лишь к развязке. Однако спектакль, похоже, только-только начинался.
Их было пятеро, в руках всего-навсего ножи. Какая-то местная шпана. Окружив перепуганную девицу, они что-то кричали, даже не скрывая своих намерений. Да и кого им тут бояться? Наверное, важные шишки в своем маленьком районе.
- Искаженная! - вдруг крикнул один из них, и голоса на миг стихли. Потом зашумели снова, но веселости в них осталось совсем немного, зато появилась брезгливая, слепая ненависть.
Проклятые ксенофобы. Быстро же они вычисляют чужаков! Нюх у них, что ли, на это дело? Впрочем, у девицы её маленькая проблема разве что на лбу не написана.
Себастьян задумался. С одной стороны, он не несет ответственности за поступки других людей. Ни за беспечность и самонадеянность Софии, ни за жестокость здешних грабителей. Пять золотых, по одному на каждого - не состояние, конечно, но на неделю сытой и хмельной жизни по их меркам хватит с головой. Понятно, что девушка окажется в инквизиторских застенках, а потом и на костре, коли доживет. Но Себастьян знал: стоит только вмешаться в судьбу человека, хоть один раз спутать священные нити, - и просто отвязаться уже не получится. Тем самым он добровольно впустит Софию в свою жизнь, а заодно и продемонстрирует готовность ответственности. Тогда уж придется взвалить это ярмо себе на шею. А такого развития событий хотелось избежать всеми силами.
С другой стороны, если бы не он, София не оказалась бы здесь и сейчас. Разве не он был причиной её появления в этих трущобах? Разве не он прогнал её, позволил уйти одной, зная, чем это может закончиться? И что теперь - запросто вернуться в "Старую почту", бросив беспомощное созданье в беде?
Ювелир тряхнул головой. Кажется, он тронут. Кто - он?! Не может быть. Себастьян мысленно выругался - окаянная совесть таки проснулась. Однажды, очень давно, он уже стоял перед таким выбором. Но тогда сильф ничего не мог поделать, а теперь - очень даже может.
Звук удара и глухой всхлип некстати прервали логичный ход его мыслей. София упала на землю, а её обидчики, довольные собой, глумливо захохотали.
- Именем святой Инквизиции!
Себастьян горестно вздохнул, выступая из тени ближайшего дома в полукруг тусклого света фонаря, смазанного моросью. Какого черта он вытворяет? Собрался играть в героя? Смешно.
Как бы не пришлось потом жалеть о совершенном, как это часто случается с благими делами.
Смех быстро прекратился. Грабители развернулись в его сторону, в пустых глазах их застыло недоверчивое недоумение.
Ювелир отогнул ворот плаща, непринужденно демонстрируя приколотую за мгновенье до того змеевидную серебряную фибулу. Левая рука многозначительно легла на рукоять эстока, укрывшись за затейливой гардой, сложная форма которой представлялась каким-то диковинным сплетением стальных лепестков и кружев. Такая фибула и эсток - отличительные знаки каждого работника святой службы. В нынешний век огнестрельного оружия и магии разве что они и сохранили благородное умение фехтовать, оставаясь настоящими воинами до конца.
Если, конечно, не брать в расчет той мелочи, что единственное применение возвышенному искусству городские инквизиторы находили в притеснении и истреблении беззащитных изгоев.