Ювелирная работа

Игнатьев замолчал, и Роман тоже не понимал, что еще сказать: информацию, полученную от бывшего следователя, требовалось еще переварить, а потом… И что же потом?

– Зачем вы все это мне рассказали? – спросил он, не глядя на собеседника. – Почему сейчас, а не раньше – только из-за денег?

– Не только. Я подумал – а вдруг не выживу? Даже если вы мне поможете, нет уверенности, что лечение будет успешным, ведь рак – дело такое… Короче, если по-простому, совесть замучила.

– Почему? – удивился Роман. – Вы же не виноваты, что не сумели довести все до конца!

– Наверное, я мог попытаться, – словно бы нехотя проговорил Игнатьев. – Но у меня была семья, да и карьеру хотелось сделать… Будь на моем месте кто-то другой, он, может статься, справился бы с давлением…

– Сослагательное наклонение никогда не дает ответов на вопросы, – вздохнул Роман. – А может, вас уже не было бы в живых… Я дам вам денег, сколько нужно – надеюсь, это поможет. У вас карта какого банка?

* * *

За годы работы с Дедом Алла научилась «считывать» его эмоции и всегда знала, злится он, расстроен или доволен. Другим людям, не столь проницательным и не так хорошо изучившим повадки начальника, приходилось туго: лицо его обычно хранило непроницаемое выражение, что бы ни происходило, он редко повышал голос и никогда не хамил подчиненным – чрезвычайно редкое качество для человека, занимающего очень высокий пост в системе органов следствия. Алла помнила, как трудно ей, интеллигентной девочке из хорошей семьи, приходилось поначалу – и не только потому, что она женщина. Народ вокруг был грубый, включая следователей, судей, адвокатов и прочих служащих – казалось, эти люди просто не умеют общаться по-человечески! Обычным делом считалось гнобить тех, кто ниже тебя по званию или положению, и никто не обращал на это внимания: те, кто не сумел приспособиться, уходили из системы и искали работу на гражданке. Со временем и Алла привыкла к подобному положению дел, но не стала уподобляться тем, кто ее окружал. Именно поэтому она предпочитала обращаться к коллегам на «вы», несмотря на то, что они давно работали вместе и отлично друг друга знали. Андрон Петрович Кириенко являлся исключением из правил: в отличие от большинства начальственных персон, в обращении он почти всегда был вежлив, даже если внутри у него все кипело. Алла видела его вышедшим из себя лишь пару раз и ни за что не желала бы повторения этого опыта! В данный момент Дед определенно находился не в духе.

– Еще один труп, а? – проговорил он, качая головой. – Совсем молодой парень!

– Правда, очень жаль, Андрон Петрович, – вздохнула Алла. – Гуревич входил в число подозреваемых в убийстве ювелира, однако у него имелось алиби на момент совершения преступления: он находился в мастерской убитого ювелира в компании второго подмастерья, и они вместе всю ночь работали над «горящим» заказом. Мы, к сожалению, не имеем возможности приставить охранника к каждому!

– Да я-то понимаю, дорогая моя, но на меня ведь тоже давят… Закон сохранения и перехода энергии: если сам получил по шапке, ищи следующего, кого можно стукнуть! Я слышал, вы задержали сына убиенного?

– Да, – неохотно подтвердила Алла.

– По твоей недовольной физиономии я вижу, что ты не уверена в его виновности.

– Скорее да, чем нет.

– Поясни, пожалуйста!

– Ну, алиби у Бориса Фельдмана отсутствует…

– Вот! – обрадовался генерал-майор юстиции. – Значит, он – очень даже подходящий подозреваемый!

– Есть факты, говорящие против этой версии. Давайте я вкратце обрисую, на каких основаниях мы содержим под стражей Фельдмана-младшего, а вы сами решите, достаточно ли доказательств?

– Я тебя внимательно слушаю.

– Во-первых, у Бориса долги. Большие. А кредиторы его – не только банки – ну, вы понимаете!

– Криминальные банкиры?

– Именно. Поэтому он обратился к отцу, отношения с которым, судя по тому, что рассказали мать Бориса, его бывшая жена и соседи, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Борис довольно долго пытался выцарапать у папаши «матпомощь», приходил и к нему домой и в мастерскую, но ничего не вышло: ювелир сказал, что у него и самого хватает финансовых проблем, а алименты он обязан был платить лишь до совершеннолетия сына.

– Жестко!

– Фельдман таким и был – жестким, авторитарным, а еще хамоватым, его мало кто любил, включая родственников и работников. Вернемся к Борису. После того, как он несколько раз потерпел фиаско в уговорах, можно предположить, что ему пришла в голову мысль похитить бриллианты у отца и хотя бы частично расплатиться с долгами – на все денег от продажи все равно бы не хватило. Алиби на момент гибели Фельдмана-старшего у него отсутствует, в доме последнего обнаружены его отпечатки, но Борис и не отрицает, что приходил к отцу.

– А как с орудием убийства?

– Фельдмана убили сильным ударом в висок тупым металлическим предметом.

– Что-то типа монтировки?