Ювелирные сокровища Российского императорского двора

Однако блестящее начало карьеры не помещало царскому племяннику в апреле 1874 г. похитить из спальни матери драгоценности. Это были бриллианты, так называемое «сияние», которое украшало свадебную икону родителей. Отец вора великий князь Константин Николаевич записал в дневнике 10 апреля 1874 г.: «На одной из наших свадебных икон отодрано и украдено бриллиантовое сияние, и что с другой попробовали то же самое, но безуспешно и только отогнули»[734].

Хронология этого из ряда вон события была следующей:

9 апреля 1874 г. вечером в Мраморном дворце великой княгиней Александрой Иосифовной была замечена пропажа бриллиантовой звезды со святого образа, находившегося в ее спальне.

10 апреля 1874 г. Николай Константинович, «узнав» о случившемся от отца, выразил удивление и сообщил при этом, что у него в это же время пропала коллекция золотых медалей. Константин Николаевич предложил дать знать полиции об этом. Николай Константинович изъявил готовность последовать этому совету[735]

11 апреля во время обеда Константин Николаевич спросил сына, заявил ли он в полицию, на что тот ответил отрицательно, но обещал последовать совету отца. Вернувшись домой, он действительно послал своего адъютанта к обер-полицмейстеру.

12 апреля 1874 г. пропавшие бриллианты нашла полиция, причем было установлено, что еще 8 апреля бриллиантовую звезду и золотые медали приносил закладывать в ломбард адъютант Николая Константиновича капитан Варнаховский. Однако вещи в тот день не приняли по причине позднего времени, но 9 апреля он все же заложил их в ломбарде.

13 апреля Николай Константинович, будучи у своей любовницы Фанни Лир, велел собрать все, что у нее было ценного и отдать на хранение в американское посольство, кроме того, он дал ей подробные наставления, как она должна поступать в случае обыска.

15 апреля в 9 часов утра Константин Николаевич пригласил сына и в присутствии Санкт-Петербургского градоначальника генерал-адъютанта Ф.Ф. Трепова допросил капитана Варнаховского по поводу заложенных им в ломбарде вещей. Адъютант Николая Константиновича «как было дело, не объяснял». В это же день в 12 часов Николай Константинович заявил отцу, что бриллиантовая звезда была принесена ему в дом какой-то неизвестной старухой и была куплена у нее Варнаховским. В 13 часов Константину Николаевичу было сообщено, что Александр II решил передать дело о продаже бриллиантовой звезды шефу жандармов П.А. Шувалову, причем великому князю Константину Николаевичу было предоставлено право решать, давать ли делу дальнейший ход или прекратить его производство. В 18 часов Константин Николаевич вторично беседовал с сыном, спрашивая его, следует ли продолжать начатое дело, но Никола настаивал на производстве дальнейшего и притом самого строгого и публичного расследования.

Хорошо известно, что у П.А. Шувалова и великого князя Константина Николаевича были серьезные разногласия на политической почве. Однако, как писала впоследствии М. Клейнмихель, намерения Шувалова, в этой щекотливой ситуации «были самые благожелательные… Весьма бережно сообщил он Великому Князю, что полиция уверена в том, что бриллианты похищены Николаем Константиновичем. Он прибавил, что это обстоятельство должно во что бы то ни стало быть заглажено и, что он нашел лицо, согласившееся за большую сумму даже взять на себя вину». Константин Николаевич не смог смириться с обвинениями в адрес сына, несмотря на всю их очевидность, и видел в этом политическую интригу, заявив Шувалову: «Вы все это изобрели лишь для того, чтобы распространять клевету о моем сыне, ваша жажда мести хочет его обесчестить. Я позову Николая, и посмейте в его присутствии повторить ваши обвинения»[736].

После разговора с шефом жандармов в ночь с 15 на 16 апреля Константин Николаевич еще раз пригласил сына и в присутствии П.А. Шувалова сообщил ему, что бриллиантовая звезда и медали были заложены в ломбард капитаном Варнаховским по его собственному приказанию. Никола, не смотря на неопровержимые улики, не изменил своих показаний. В этот же день 15 апреля арестовали Фанни Лир, и у нее, по приказу П.А. Шувалова произвели обыск.

16 апреля Никола уже находился под домашним арестом. Он слег в постель, жалуясь на «тоску и головную боль».

17 апреля лечащий врач арестованного И. Морев доложил Константину Николаевичу, что некоторые наблюдения из походной жизни во время Хивинского похода и душевные волнения последнего времен дают повод предположить «существование серьезного нервного расстройства» и просил пригласить для совещания врачей и специалиста по нервным и душевным болезням.