Ювелирные сокровища Российского императорского двора

События этих апрельских дней тяжело переживал Александр II, расценивая их как «семейное горе». Военный министр Д.А. Милютин упоминал в дневниковой записи за 18 апреля, что император был глубоко огорчен, что «он не мог говорить без слез о позоре, брошенном на всю семью гнусным поведением Николая Константиновича». По мнению царя, самым неприглядным в этой истории было то, что Никола «не только упорно отпирался от всех обвинений, но даже сваливал вину на других, не состоящих при нем лиц». В этот день царь еще колебался между намерением исключить Николая Константиновича из службы с заключением его в Петропавловскую крепость и медицинским диагнозом, необходимым для того, чтобы «сохранить лицо». По свидетельству Д.А. Милютина: «Речь шла о том, чтобы освидетельствовать умственные способности преступника: поступки его так чрезвычайны, так чудовищны, что почти невероятны при нормальном состоянии рассудка. Может быть, единственным средством к ограждению чести целой семьи царской, было бы признание преступника помешанным (клептомания)»[737].

Тяжело переживал эти события и отец Николы великий князь Константин Николаевич. В это день он записал в дневнике: «Я могу быть отцом несчастного сумасшедшего сына, но быть отцом преступника, публично ошельмованного, было бы невыносимо и сделало бы все мое будущее состояние невыносимым»[738]. Вместе с тем именно в этот день было принято «после долгих колебаний» политическое решение дождаться освидетельствования преступника докторами и затем, «каков бы ни был его результат, объявить его для публики больным душевным недугом» (курсив наш. – Авт.).[739]

К 19 апреля 1874 г. решение было уже принято, поскольку, по словам Милютина «Три врача (Балинский, Карель и Здекауер) освидетельствовали преступного великого князя и доложили государю, что в речах и поступках Николая Константиновича нашли что-то странное: он не только не опечален всем случившимся, но шутит и кажется совершенно равнодушным. Ему объявлено было, что он лишен чинов и орденов и будет в заточении без срока. И это принял он совершенно равнодушно. Государь в семейном совете решил признать Николая Константиновича психически больным»[740]. Необходимо подчеркнуть, что окончательное решение о диагнозе было принято самим царем на семейном совете. Оформление этого решения с медицинской и юридической стороны заняло несколько месяцев.

Современники задавались вопросам, что могло толкнуть Николу к похищению бриллиантов относительно небольшой стоимости, когда он сам обладал огромным состоянием. Общественное мнение было единодушным – клептомания. Но в официальных документах это заболевание не упоминается. Речь идет только о «признаках душевного расстройства». По мнению специалиста по нервным болезням И. Балинского, которого А.Ф. Кони называл «отцом русской психиатрии»[741], о клептомании не могло быть и речи. В одном из документов, составленным, по-видимому, И. Балинским, упоминалось, что в обществе «говорилось почему-то об одном предметном помешательстве (клептомания), тогда как оно здесь совсем не имело места»[742].

В это время с Фанни Лир велись переговоры о сумме, за которую она согласилась бы уступить обязательство великого князя на 100 000 руб. и его духовную, хранившуюся в американском посольстве. Она писала, что именно император приказал выполнить все обязательства великого князя полностью, но тем не менее переговоры продолжались, и она «согласилась получить только половину вышеназванной суммы»[743].

Для принятия окончательного решения по делу Николая Константиновича 12 сентября 1874 г. было создано Совещание во главе с министром Императорского двора графом А.В. Адлербергом. 28 ноября, 3 и 7 декабря 1874 г. состоялись заседания специально составленного совещания, в деятельности которого приняли участие виднейшие сановники[744]. Именно они должны были юридически оформить официальное безумие Николая Константиновича и определить его дальнейшую судьбу. В результате великого князя официально признали душевнобольным, и над ним назначили опеку. Затем великого князя сослали, и он пробыл в ссылке в различных городах России вплоть до своей смерти в начале 1918 г., т. е. 43 года.

Примечательно, что великий князь Николай Константинович, оказавшись в ссылке в Средней Азии, проявил себя талантливым организатором и расчетливым дельцом. С его именем связано начало крупных ирригационных работ в Голодной Степи, устройство поселений в созданных оазисах, строительство фабрики по переработке хлопка и строительство развлекательных (но приносящих доход) заведений в Ташкенте.

Обращение к читателю