Ювелирный мастер

– Я часто бросаю мелочь из карманов в коробочки, или пластмассовые стаканчики, или рука, чтобы не тратиться на бесполезную ерунду, о которой после пожалею. Так хоть полезное дело капнет на мой счет. – Паузу повисла над столиком между двумя олицитворяющими задумчивость лицами. Воронтов откинулся на спинку и продолжил. – Везение остается везением. Ты бы , как и любой другой человек, с легкостью можешь растранжирить все накопления, однако в подобное безумие не пускаешься. Почему? Может, потому, что у тебя есть некая цель, которую ты упорно преследуешь, верно? – Виктор одобрительно кивнул. – Ты бессмертен, пока придерживаешься ее. Не телом, но нутром. И это бессмертие, в отзвуках которого слышится бесконечность, само по себе нескончаемо. Вернее, конец – это бесцельная жизнь. И он отсутствует и будет отсутствовать, пока человек не решит иначе. В твоей голове могут рождаться недавно высказанные переживания, но раз уж ты что-то имеешь, значит, неспроста дано. Может, это средство для достижения высших целей, главное, не заплутать на пути к ним.

–Главное, не заплутать… – Задумчиво отозвался тот, уставившись в одну точку: на бутылку темного цвета возле стойки.

– Дьявольская работа. Идем, уже много времени.

Они подозвали официанта и расплатились. Вставая, ювелирный мастер предупредил:

– Обязательно воспользуюсь твоими услугами завода. Сначала следует осмотреть то, что имеем, а дальше уже решать.

– Мой номер есть?

– Цифры на той бумажке оказались безобразно неразборчивыми.

Виктор наморщил лоб в попытках вспомнить утерянные детали вчерашнего дня. Открыл записную книжку – посередине торчала небрежно оторванная половинка листа. Цветков вырвал его и сложил в карман, аккуратно написал номер разборчивым почерком на чистом и протянул записку Воронтову, которая в этот раз не была ни мятой, ни подранной.

Виктор подбросил ювелира до дома, но тот, вопреки собственным ожиданиям, резко развернулся у самой парадной, испугавшись ожидавшего в темноте квартиры призрака, и через пару минут расхаживал по просторным дворам, встречая бледную луну на прохладном воздухе улицы. Он встречал ее восход не в душной квартире, а там, где воздух раскрывает свою приятность носу.

9

Яркий свет фар в глаза. Машина забрызгала грязью из лужи штаны и туфли – Воронтов мысленно выругался, держа руки в карманах. Такие водители и при дневном свете не сбрасывают скорость, а в темное время и подавно. Обсуждение нового заказа оставило нелепый привкус, из-за которого хотелось истошно рассмеяться на весь двор. Он обещал продемонстрировать полностью готовый и переделанный эскиз лично. В дальнейшие пожелания и просьбы исправить Воронтов безотступно верил.

"Необычные свадебные кольца, – слово “необычные” выводило из себя, и даже мысленно он проговаривал его со злобой, до боли сжимая кулаки, – дорогие подарки, торжество, множество гостей, свадебное летнее путешествие. Задумывается о нищих… Знал бы он, что есть и те, кто готов кольцо из скрученной проволоки надеть на палец невесты, только быть с ней рядом. Справедливость – глупость. Она не существует, и нечего задумываться о ней. Не существует, и все. Впрочем, может, взаправду имеется, но того играется с судьбами и ничего не предпринимает всерьез. А по сути-то все зависит от того, во что мы верим. Кто-то родится здоровым, кто-то с отклонениями, первый, допустим, станет медленно уничтожать себя, наслаждаясь процессом, второй, наоборот, превратится в гения, который из-за физических недостатков не успеет закончить труды. Бессмысленные рассуждения. Трата времени. Раз уж выпал дар, следует полностью выжимать его, как губку с водой. Нечего жалеть. Все одинаково иссохнем. – Он посмотрел на свои ладони: чистые, с небольшим количеством четко выраженных кожных складок, тыльная их сторона с большим количеством маленьких и средних шрамов. – Сколько раз я с силой сжимал ладони и плечи? – Его губы искривились в усмешке. – И все ради показушного превосходства."

Одинокая машина протащилась по сухому асфальту сзади, обогнав и скрывшись впереди. В полночь не хочется возвращаться одному в пустую, утонувшую во мраке квартиру, где не горит свет, царит тягостное молчание, где нет живой души: ни человека, ни животного.